Читаем Тарантелла полностью

— Это ещё хуже, когда оно сквозь такие облака. Да и не облака это, к нам они редко доходят, а высокий туман. Остатки испарений наших, некогда роскошных болот. Так сказать, выдоенное из нас самих молочко. Не смотрите, что зонтик вроде бы не даёт тени. Откройте его и всё, и скажите спасибо за совет. У нас это принято, вы никого этим не удивите, скорей наоборот. Для такого обычая есть основания, поверьте.

— Вы тоже ходите с зонтиком?

— У меня свой зонтик. — Он скосил глаза вправо: там на крючке висела чёрная кепка. Даже теперь он не улыбнулся. — Не моё, конечно, дело, но вам и ноги надо бы… прикрыть.

— Сгорят?

Она тоже постаралась не улыбнуться. Помня его реакцию на, оказывается, присущую ей гримаску — и не сощурить глаза. Чтобы гарантировать себе успех стараний, она вытащила из сумочки и надела солнечные очки.

— И сгорят тоже. — Взгляд его скользнул ниже, но наткнулся на бортик конторки, скрывавший её шорты. — Да вы не беспокойтесь, зонтик подойдёт вашим очкам. Вроде так и задумано: весёленький зелёненький ансамбль. А про ноги… лучше я вам про них скажу, чем другие.

— Тогда вы же скажите и другое, — воспользовалась она случаем, он сам предоставил ей такую возможность, — у вас в Сан Фуриа есть ведь и другие обычаи, кроме зонтиков и кепок, так?

— Какие обычаи? — Он упорно рассматривал бортик, будто впервые его видел. — Что вы имеете в виду?

— Ну, другие бытовые особенности, подчёркивающие местный колорит. Обряды. Свадьбы, например… Я имею в виду: у вас на свадьбах играют музыканты, и, наверное, оригинальные местные мелодии, нет? Я б охотно познакомилась с таким музыкантом.

— Начто это вам?

— Я собираю такие мело… обычаи. Это моя профессия. Моя специальность романская культура, взять поуже — фольклор, если вам что-то говорит это слово. Я преподаю в университете и пишу книги. И сейчас готовлю новую монографию. Это моя работа, находить, сохранять и интерпретировать оригинальные явления культуры, извините, я не нарочно, мне трудно подобрать для вас слова попроще. В наше время, когда многое исчезает… А обычаи — это живая история культуры, и было бы непоправимой глупостью допустить, чтобы какой-нибудь культурный символ навсегда…

Она энергично провела ладонью по стойке, будто смахивала со стола крошки. На гранитный пол осыпались коричневые чешуйки облупившейся краски. Погоди у меня, я тебя ещё так раскачаю… Выпадешь за борт своей лодки.

Его зрачки покорно проследовали за её жестом, поверх очков.

— У вас красивые руки. Такие чистые линии мышц, — усмехнулся он. — И плечи. Крепкие, но изящные, как у лошадки.

Кусается, от неожиданности дёрнула локтем она.

ЧЕТВЁРТАЯ ПОЗИЦИЯ

На этот раз ему всё же удалось смутить её. Конечно, смущение выглядело, и было чрезмерным, но вовсе не беспричинным. Во-первых, своим укусом хозяин прервал уже набиравшее ход необходимое объяснение. А во-вторых — то, как он это сделал, почти буквально повторило, как бы размножило в зеркалах, её собственное мнение о себе. Повторило её же, в сущности, словами.

Разница была только в том, что она обращалась к себе фамильярней, на «ты». Но если припомнить, что её авторство в обращениях к себе на «ты» уже вызывало обоснованные сомнения, и что не так уж ясно, с собой ли она в такие минуты говорит — и вообще, она ли говорит, — то эту разницу следует считать совершенно несущественной. Попросту несуществующей. Тогда причины её смущения станут ещё значимей, а величина смущения — соответствующей им.

Сочтя именно так, она, несмотря на всю неожиданность укуса, сумела довести до конца, не сбилась, свой выработанный жест: поставила локоть на бортик конторки и оперлась щекой на ладонь. В целом — заняла удобную для атаки позицию. Замедленный жест сопровождался шуршанием жилета на её груди. В его итоге ладонь оказалась зажатой между щекой и голым плечом. На предплечьи, под натянувшейся кожей напряглась красивая овальная мышца и проявился изящный рисунок голубых вен. В такой позе, она знала, шея удлиняется за счёт другого плеча.

— Жеребячий комплимент, — наморщила она нос. — Вернее, бычий. Чистые руки… Так в газетах называют нынешнюю полицейскую операцию против коррумпированных чиновников. А нормальные люди в наше время таких комплиментов уже не делают, и вообще в прелюдиях не нуждаются. Когда хотят с женщиной спать, так и говорят: хочу с тобой спать.

— Ну, а что на это женщина? Ладно-ладно… Но вы действительно смахиваете на bulle, один к одному. Вся такая тренированная… а лицо такое для вашего возраста, это судя по корпусу… cлишком, подозрительно детское. Bulle, не знаю, как бычка перевести в женский род, подскажите. Вы наверняка лучше знаете этот язык. Я имею в виду — потому что регулярно, как видно, читаете газеты. Коровка? Мне следoвало именно так сказать, вы правы.

Она убрала ладонь из-под щеки и предостерегающе покачала указательным пальцем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары