Тарантелла

Она и тут немного смутилась, ведь и это определение совпало с её собственным. Но тут же вспыхнула от гнева: он будто ударил по протянутой с дружественными намерениями руке. Её внутренние весы немедленно отреагировали на такую бортовую качку. Что-то этот тип слишком часто угадывает, будто и в самом деле подслушал твои интимные разговоры с собой. Итак, он категорически отказывается тебе помогать, даже в такой малости. Ну да, так он и должен себя держать с самкой, этот самец с недоразвитыми рожками, этот козёл. Рабовладелец — с рабыней. Ну что ж, и без него справимся. Ты всегда справлялась со всем сама.

— И… купите-ка нормальную юбку, деточка, если у вас нет, — добавил он. У нас не туристическая тропа, цивилизованные гости — птицы редкие. А так… вы уж лучше бы сразу явились к ним в церковь в ночной рубахе. А то и прямо в цирюльню.

Он перелистнул страницу и уставился в свою книжку. Она наклонилась через конторку: конец главы. Что бы это могло быть, исходя из упомянутого им набора: Энциклопедия, Библия? Нет, не разобрать ни слова.

— Спасибо, я вам не деточка, — сказала она, упрямо сведя брови. — Если вам известно, что такое цивилизация, то почините задвижку в туалете. Я уже вам советовала: если считаете себя козлом цивилизованным, в отличие от ваших сограждан, то скажите прямо, без пируэтов с рубашкой, что мечтаете залезть ко мне под юбку. Что до самой юбки — то я не трансвестит.

Он внезапно рассмеялся и был вынужден поправить очки: они сползли ему на самый кончик носа. На этот раз она не только смутилась, но и покраснела так неумеренно, что скрыть краску нечего было и думать. И правда, что ж это мы такое ляпнули! Она ещё упрямей вздёрнула подбородок.

Подбородок, и только. А рука уж дёрнулась вслед сама собой, схватила сумочку со стойки и двинулась было так, чтобы передать это движение плечу и телу, перетечь в полупируэт — разворот всего тела к двери. Но её сильный жест тут же прервался: сумочка ударилась в грудь. Получив такой мощный толчок, подхватили это движение и с утроенной скоростью понеслись из прежней точки зависания к противоположной проклятые качели: из долго сдерживаемой — в открытую, ничем уже не сдерживаемую злость. Раскачивая, как ей казалось успешно, его лодку, она на деле раскачала их. То есть, непомерно, дальше некуда, раскачалась сама.

— Ну, ладно, — грубо выпалила она, безмерно грубо. — Как-нибудь сама разберусь. Без помощи смиренных козлов-отпущеников. Что это вы там о церкви, вы что же — ещё и левый радикал?

— Нижний консерватор, если хотите. Радикал, как я понимаю, это вы, амазонка. Я же говорил, ваша путаница из-за того, что вы подхватываете чужие словечки… и все телодвижения, не особенно вникая в их смысл. Да и зачем вам смысл, если вы делаете это просто так, лишь бы поспорить с ними, передразнить. Не забудьте прежде, чем установить ваш матриархат окончательно, зайти на почту или в банк, и уплатить мне… за ваше развлечение. А то после не до этого будет. Да и неизвестно, будут ли тогда почты.

— Развлечение, моё? Да вы просто ошалели тут от скуки! — Она уже и не пыталась сдерживать себя, с облегчением отдалась гневу, и тот сразу умерил раздражавший её зуд. — Засиделись тут, в своей клетке, обалдели от традиционного вашего сладкого ничегонеделания и, пользуясь случаем, несёте чушь, чтобы самому развлечься… И выдумываете предлоги, провокации, чтобы я с вами болтала. Ваши рассуждения о жизни, да это же помереть со смеху! Вы зачитались, и не приобрели, а потеряли всякое представление о жизни. Вся жизнь для вас — вот эта ваша конторка. И жалкий, с идиотским названием городишко вокруг неё, в который вы и не выходите, ибо начто он вам? Он тоже вас мало интересует, вот почему и вы ему чужой. А вовсе не потому, что вы наследник чужака-папочки… или жертва какого-то там другого хозяина. Что вы там плели про него, какие мышцы? Кто тут этой гостинице хозяин, кроме вас? И вам самому, а? Вы потихоньку сходите с ума, это я вам точно говорю, все симптомы налицо. И сойдёте окончательно, это тоже точно, если будете продолжать тут сидеть, дальше засахариваться в своём far niente, нет, заваниваться. Будете потом только молча сидеть и пускать слюни, и слова уже не сможете вымолвить, полный идиот. Да вы бы встали, вышли б наружу, на площадь! Делайте что-нибудь, не только для себя — а и для других!

— Что, что можно со всем этим сделать? — пожал он плечами. — Вот именно, niente.