Читаем Тарантелла полностью

— Из вашего описания как бы следует, что я в вашем городе не только одинокая приезжая в единственной гостинице, но и одна-единственная женщина. То есть, беспомощное и безмозглое существо второго сорта, оказавшееся без поводыря. Точнее — без сторожа. И что этому существу, конечно, не на что рассчитывать, только на снисходительную мужскую помощь. На вашу помощь, ведь вы, наверное, единственный бескорыстный мужчина в вашем городишке… Сан Фуриа, я правильно произношу это комичное название? И вообще, первый парень в вашей деревне. И, конечно, парень холостой — так? Невозможно разобраться в этимологии этих слов, таких разных по смыслу, если я не ошибаюсь: холостой, выхолощенный… И тут ещё впутывается это: кастрированный.

— Вам, конечно, грозят опасности… с вашим характером, — пробормотал он. — Но, что вы всем этим хотите сказать?

— А то, что всё это похоже на вымогательство. Мне придётся пожаловаться вашему хозяину. Впрочем…

Переход она постаралась сделать внезапным, как если б резко толкнула склонившиеся в одну сторону весы — в другую, чтобы всё-таки привести их в устойчивое положение, и потому снова без улыбки.

— … впрочем, надеюсь, вы не будете возражать, если я расплачусь кредитной картой.

— Буду. — Этот-то выпад он отбил, ни на секунду не задумавшись. — Сама знаете, как это нам невыгодно, да и почём знать — не фальшивка ли эта карта, не крадена ли? А хозяин… так я и есть себе хозяин. Жалуйтесь, прошу вас. У меня тут всё по старинке, видите? Сам у себя портье, сам и горничная. Признаться, у меня самого нет кредитной карты. Начто оно нам?

— Нато, что у меня недостаточно наличных. Поэтому с оплатой, если вы отказываетесь принять карту, вам придётся подождать до завтра, когда откроется банк, или почта.

— Я подожду.

Что, что? Уже предложение перемирия, отступление? Быстро… Ну да, у них всегда так, они только на вид крепкие, эти бычки. А ткнёшь пальцем, — она невольно завела руку за спину и вдавила средний палец в ещё нывшую твёрдую мышцу у крестца, — и тут же вместо упругого мяса обнаруживается вялое, обвислое сальцо.

— Вы надолго к нам, или завтра — дальше?

— Зависит… — Она сразу же придала своей реплике язвительность, отмерив её ровно столько, сколько содержалось в его вопросе намерения отказаться от официального тона переговоров, и вовсе не желая потакать этому намерению. — А вообще-то, я вас хорошо понимаю. Я не в первый раз путешествую, и не впервые одна. Вы не оригинальны. Мне знакомы такие капризы, я всё это видывала и слыхала. В точности такое, и не раз.

Она надеялась, что лекарственная доза яда в её невинной реплике вполне соразмерна злокачественной запущенности болезни, и с помощью этой дозы удастся хотя бы частичное излечение больного. Или удастся добиться, чтоб он сдох.

— Возможно, во сне, — предположил он. — Я тоже что-то такое уже видел… Как и, наверное, многие другие. Интересно, что нас заставляет так носиться… путешествовать в одиночку. Что за муха нас укусила? С этими нашими настроениями дома надо сидеть. А коли уж мы пошли в гости, то яд надо бы дома оставить. Чтобы не отравиться самим, пытаясь отравить хозяев.

Надо же! С первых шагов напороться на деревенского умника, к тому же толкователя снов, и какого желчного! Вот так сразу кусаться… да он сам и есть эта кусачая муха. Боже, а это его комичное «мы», как у семейного врача! Вот так случай, повезло, ничего не скажешь, хмыкнула она.

Между тем, в происходящем не было ничего случайного. И везенье тут не причём. Этот Аргус дан как неотъемлемая часть этой ночи, какая уж она есть, и ничем ей не противоречит. Ночной Страж у входа в гостиницу, где, по его же словам, нет ни одного постояльца, а судя по его поведению — никогда не бывает постояльцев, абсолютно лишён смысла. Если Страж не приставлен ко входу в саму ночь, к её порталу. Если он не Страж самой Ночи.

Вот и тебе следовало бы не противоречить ему, не пикироваться с ним, а воспользоваться неосторожным шагом этого простодушного бычка тебе навстречу и слегка попасти его. Сделать из него помощника в предстоящей работе. Ведь его наивная грубость приоткрыла его для тебя. Ты вслушайся, вникни, кобылка! В его интонациях, какие бы грубости он ни говорил, да и во взгляде, столько неуверенного, искательного, ждущего, неужели тебе не приходит в голову попользоваться этим? Понимаю, тебе, глядящей на то же, но иными глазами, и приходит совсем иное: что, союзник? Вот этот набычившийся, глядящий исподлобья на весь мир телок?.. Вот уж поистине райcкая совместимость несовместимого, святая картинка: бычок и кобылка, союзно гуляющие по пастбищу бочок к бочку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары