Тарас Шевченко

Шевченко поселился, по приглашению Макшеева, в его войлочной походной кибитке, помещенной посреди площади в центре Раимского укрепления.

Здесь он рисовал, писал стихи, между прочим написал стихотворение «Топор был за дверью у господа-бога», навеянное впечатлениями степного похода, пожара в степи и одинокого священного дерева «Джангыс-агач». Шевченко передает казахскую народную легенду о происхождении пустыни.

Образ вечнозеленого дерева, пощаженного божьей карой, у поэта — символ бессмертия народного духа; и поэт верит в то, что дерево еще даст новые ростки, что из этого дерева в будущем разрастется новый могучий лес…

Так как Раим удален от устья Сыр-Дарьи, у самого моря, на острове Кос-Арал. был создан пост; здесь были сооружены казармы и постоянно находились пятьдесят человек команды из числа солдат Раимского укрепления. Верстах в пяти от устья помещалась рыболовная ватага, состоящая из двух десятков рыбаков, кормщиков и приказчиков.

«Кос-Арал» означает по-русски «прибавляющийся остров», и он в самом деле из года в год расширяется, сливаясь постепенно с обмелевшим и заросшим камышом и кугой полуостровом и близлежащими островами.

Пост Кос-Арал обыкновенно пополнялся из числа больных цингой раимских солдат, считалось, что морские купания благотворно действуют на цинготных, а цинга — из-за отсутствия свежих овощей и вообще плохого снабжения продуктами питания — приобретала в гарнизоне на Арале иногда прямо характер эпидемии.

Рыбаки имели в своем распоряжении шхуну «Михаил» и несколько кочевых лодок, на которых они отважно пускались в открытое море. Рыбу (осетров, сомов) на месте засаливали, так же как и икру; затем раз в год соленую рыбу, икру, клей отправляли с очередным транспортом в Оренбург.

— Кос-аральские рыбаки, — рассказывает Макшеев, — прибывшие сюда из приволжских губерний, не унывали в неприютной чужой и дальней стороне

Шевченко часто бывал и на Кос-Арале и в рыболовной ватаге, подолгу беседовал с разношерстным и разнохарактерным людом. Сохранились рисунки (акварели, сепии), выполненные им еще до плавания по Аральскому морю: «Раимское укрепление», «Сооружение шхун».

Из более крупных поэтических вещей Шевченко, навеянных походом и новыми встречами на Аральском море, можно назвать поэмы «Варнак» и «Дочь ктитора»; эти произведения, несомненно, подсказаны слышанными здесь, в Оренбургском крае, историями о ссыльных, каторжниках — «несчастных», как их называет народ..

Наконец сборка шхуны «Константин» была закончена, и шхуна спущена на воду; отплытие назначено на 25 июля Между тем накануне пришла почта из Оренбурга с печальным известием в городе свирепствовала опустошительная эпидемия холеры, на протяжении каких-нибудь десяти дней из одиннадцати тысяч населения города умерло около трех тысяч человек, то есть свыше четверти всех жителей Оренбурга.

Сообщением о холере навеяно стихотворение Шевченко «Чума»

Чума с лопатою ходила
Да все могилы рыла, рыла

Поэт с такой убедительностью изображает эту мрачную работу чумы — среди весны, расцветающих садов и жаждущих жизни и счастья людей, — что невольно напрашивается сопоставление этой античеловеческой работы с беспощадным, уродующим и убивающим человека деспотическим строем

Шевченко рисует поход чумы совершенно теми же чертами, какими обыкновенно изображается у него крепостничество:

А люди бедные в селе,
Как всполошенные ягнята,
Позаперлись с испуга в хатах
И мрут. На улицах волы
Ревут без корма, в огороде.
Пасутся кони, не выходит
Никто загнать их, корму дать.
И трубам горестно без дыма,
За огородами, за тыном
Могилы черные растут.
Село
Навек замолкло, онемело.
И все крапивой поросло

А вот в это же время, тоже на Аральском море, Шевченко вспоминает свое родное село на Украине («И вырос я в краю чужом»)

Недавно как-то довелось
Заехать мне на Украину,
В то благодатное село,
Где мать качала, пеленала
Меня, младенца.
…Как неприглядно
Все в благодатном том селе!
Земли чернее, по земле
Блуждают люди; оголились
Сады зеленые; в пыли
Погнили хаты, покосились;
Пруды травою заросли
Село как будто погорело,
Как будто люди одурели,
Без слов на барщину идут
И за собой детей ведут!

И чума настоящая и чума помещичьих крепостнических порядков ведет к опустошению, к поруганию и гибели всего живого; здесь, однако, разница в том, что эпидемия что-нибудь да пощадит, а бесчеловечный эксплуататорский строй не минует ничего, никого: