«Тарелки» над Кремлем

Насколько приемлемы эти критерии в приложении к психотронному оружию? Например, возможность массового изготовления? Этот критерий неприменим к психотронному оружию в силу его уникальных возможностей. Ведь в каких-то особо важных, крайних, исключительных («судьбоносных») случаях даже один-единственный экземпляр психотропного оружия способен коренным образом изменить ход событий! То есть необычная эффективность психотронного оружия делает бессмысленным его поточное производство. Здесь проглядывает аналогия с парадоксом роста мировых запасов ядерного оружия. Если их 57 — достаточно для однократного уничтожения жизни на Земле, то есть ли смысл в многократном накоплении?

В силу той же уникальности психотронного оружия критерии лёгкости и стоимости его производства отступают на задний план. Как это было, например, при реализации Манхэттенского проекта и отечественного Уранового, «подаривших» миру атомную бомбу.

Что же касается надёжности, то ещё во времена В.Б. Кажинского было осознано, что естественные пси-способности, если их использовать в военных целях, страдают рядом недостатков. Самый главный из них — они не всегда проявляются по желанию. Поэтому ещё в самом начале 1920-х годов Б.Б. Кажинский задумался над тем, чтобы научиться «технически излучать мощные мысли, но подчёркивал: «…исключительно на пользу человечеству»!

О последнем позже забыли, а интерес к сформулированной им задаче остался и со временем вырос в проблему создания психотронного оружия. Но её решение наталкивалось на множество трудностей. Поскольку в СССР «идеализм» преследовался по всему фронту, существованию, развитию и становлению парапсихологии чинились всяческие препятствия. Идеологизированное население относилось (в большинстве своём) ко всему, связанному с экстрасенсорикой, враждебно. Не было подготовки кадров для работы в этой области, но были систематические гонения на любителей и энтузиастов. Тоталитарная система губила на корню таланты, в том числе и парапсихологические.

Предубеждение против парапсихологии разделяли и военные, воспитанные в том же духе диалектического материализма. Предполагать, что советские военные по собственному почину стали бы проводить парапсихологические исследования — значит очень льстить их свободомыслию.

Единственное, что могло подтолкнуть их к развёртыванию соответствующих исследований — это информация об успешных разработках за рубежом. В своё время из-за этого пришлось пересмотреть отрицательное отношение к кибернетике, и развитию направления был дан зелёный свет, но одновременно произошла и переориентация общественного мнения. Конечно, два-три года средства массовой информации по инерции всё ещё писали о кибернетике как о «продажной девке империализма» и «буржуазной лженауке, призванной оглуплять трудящихся», однако параллельно стала появляться информация о создании и успехах вычислительных машин, а со временем все идеологические клише по этому поводу исчезли, и только в курсе марксистской философии осталась небольшая проблема — сможет ли машина мыслить. Разумеется, утверждала самая прогрессивная из всех когда-либо созданных философий, машина мыслить не может. Тем самым задним числом как бы оправдывались наскоки на кибернетику.

С парапсихологией дело обстояло значительно хуже. Признавая кибернетику, мы скатывались в объятия «механицизма» и «вульгарного материализма» и тем самым недооценивали человеческое сознание, что хотя и было грехом с позиций марксизма, но не очень большим. Парапсихология же предполагала признание приоритета мысли над материей, скатывание в болото чистого идеализма, то есть впадение в самый большой марксистский грех. Поэтому позволить себе подобное грехопадение можно было только под влиянием уж очень сильных аргументов.

Вероятно, таким аргументом стали зарубежные публикации об успешных испытаниях телепатической связи с подводной лодкой «Наутилус» на рубеже 50-х и 60-х годов. Ибо чуть позже, в начале 60-х, советские издательства опубликовали первые работы в этой области, проводившиеся советскими исследователями. Чтобы оценить необычность такой позиции издателей, достаточно вспомнить, что в 1950-е годы парапсихология не только не считалась наукой, но и отождествлялась с чародейством, шаманством, знахарством и просто с мракобесием. За склонность к парапсихологии учёный мог поплатиться научной карьерой, а то и вообще прослыть неблагонадёжным. Трудно отказать себе в удовольствии процитировать определение понятия телепатия, данное в сорок втором томе Большой советской энциклопедии 1956 года издания: «Телепатия — антинаучный, идеалистический вымысел о сверхъестественной способности человека воспринимать явления, по месту и времени недоступные для восприятия, и о возможности передачи мыслей на расстоянии без посредства органов чувств и физической среды».