Тариф на лунный свет

Она взглянула на меня немного растерянно.

– Ох, может быть, всего понемножку?

Я бросилась наружу. Я, борец за права угнетенных, спасительница бедняков. Жанна д'Арк туалетных смотрительниц! Долой капитал! Мы – народ!

Раздача премий только что закончилась, и первые капиталисты, толкаясь, уже пробивались к буфету. Но я была проворней. Схватила большую тарелку и с быстротой ветра наложила туда лучшее из лучшего. Хотя я и была в семье единственным ребенком, но отец мой отличался незаурядным аппетитом, так что я рано научилась бороться за выживание и в считанные секунды примечать и ухватывать самый большой кусок жаркого. Поверх кучи съестного в моей тарелке я поместила омара как красноречивый символ разложения господствующего класса.

Дорогого, но – мертвого.

Я понесла переполненную тарелку через сгущающуюся толпу темных костюмов и роскошных вечерних платьев, проворно балансируя и неизменно держа курс на вращающуюся дверь в глубине зала. Я не заметила, как Уши Глас шушукалась с Ирис Бербен. Не увидела и как Марио Адорф с видом облегчения исчез в мужском туалете. Я видела только табличку «Дамы», а за ней, перед моим внутренним взором, клозетную бабушку с бутербродами в сумке.

Но за два метра до входа в туалет жизнь моя круто переменилась.

Уголком глаза я заметила, как от людской массы отделился темный костюм. Одетый в него мужчина сделал два-три шага назад и вдруг резко повернулся.

Тут я увидела oмapa, летящего в сопровождении порции черной икры величиной с картофелину и нескольких кусков ростбифа. И вся эта эскадрилья смерти обрушилась на вращающуюся дверь с надписью «Дамы», которая именно в этот момент и распахнулась.

Как в замедленной съемке, омар – дорогой, но мертвый – приземлился точно в появившееся из двери декольте, сразу под аквамариновым колье. Закуски разместились на темно-красном платье от Хельмута Ланга и босоножках от Prada… Два часа назад их хозяйка получила премию за лучшую главную женскую роль.

Сама я лежала на мужчине. Я глядела в его глаза, расширенные от ужаса и боли, ведь я, когда падала, несомненно врезалась ему в промежность. И это была моя первая встреча с половыми органами доктора Даниэля Хофмана.

Пережив секунду ужаса, главная женская роль скрылась в туалете. Там она заперлась в кабинке и, как я узнала на другой день из газетных сообщений, не высовывалась оттуда весь вечер. Лишь около полуночи, завернувшись, как сообщили, в белую скатерть, она покинула место действия через черный ход.

А пока я ценою неимоверных усилий пыталась слезть с судорожно извивавшегося подо мной господина, клозетная старушка была уже тут как тут, чтобы убрать с пола буфетные дары.

Мы перекинулись взглядами.

Полными понимания. Благодарности. Отчаяния.

Мужчина между тем с трудом поднялся на ноги. Он держался обеими руками за свои гениталии, уставившись на меня так, будто я – само воплощение зла. Я совершенно не знала, что сказать.

Тем временем нас уже окружили официанты, фотографы и любопытные гости. Рыжеволосая женщина, которая выглядела как не по годам развившаяся девочка-подросток, проложила себе дорогу через толпу и, бросив на меня уничтожающий взгляд, тут же запричитала над потерпевшим.

– Дани, золотце! – закричала она пронзительным голосом. – Что тут стряслось? Снова злой взгляд в мою сторону.

– Уже все в порядке, – пролепетал Дани-золотце. – Жизнедеятельность восстановлена.

Он стоял скрючившись и выглядел совершенно несчастным. Одну руку он по-прежнему прижимал к промежности, другой же искал опору на чуть загорелой руке рыжеволосой.

– Дай посмотреть, мой бедный, мое золотце, – простонала она и принялась возиться с его застежкой-молнией.

– Убери руку, черт побери, – зашипел Дани-золотце.

– Ну! Вы видите, что натворили, вы, безмозглая корова! – бросила дама в мою сторону.

Думаю, что в моменты крайнего напряжения непременно проявляется подлинный характер человека. Памятуя об этом, я попыталась свой подлинный характер скрыть и, проглотив горечь обиды, наказать даму пренебрежением. В конце концов, дело тут не во мне и не в ней, но в бедном человеке, который страдает не только от ранения в пах, но и от бестактности своей вульгарной подруги.

Я робко шагнула в их сторону.

– Я очень сожалею, – промямлила я. – Вам, может быть, нужен врач?

– Врач? Врач?

Дама сверкнула на меня такими недвусмысленно зелеными глазами, что никаких сомнений не осталось: это – цветные контактные линзы. Чучело, подумала я, и воинственно выпятила свои груди. Какая удача, что сегодня у меня было что выпятить. В такие моменты это существенно прибавляет женщине авторитета.

– Он сам врач. А вот кто вам нужен, так это адвокат. И очень хороший!

– Пойдем, Кармен, не устраивай сцен. Уже все в порядке. Она же не нарочно, – бормотал Дани-золотце умиротворяюще.

Кармен? Кармен? Ну как тут не смеяться! Это же точно ненастоящее ее, имя! Наверно, эта фря меняет себе имена всякий раз, как заново красит волосы поликолором…

Черные волосы: «Меня зовут Верона». Светлые волосы: «Меня все называют Клоодия».