Вот и сейчас из глубины старого потемневшего зеркала с жадным любопытством на меня смотрела полноватая женщина неопределенного возраста с крысиным хвостиком вместо косы и фигурой а ля колбаска. Совершенно неожиданно, а главное в первые подумалось: «а как Олег мог не просто позариться на такое тело, но и по нескольку раз кряду заниматься со мной любовью?» От неприятного осознания в душе что-то зазвенело и разбилось. С горьким юмором подумалось, что это, наверное, мои розовые очки разбились.
Устав от разглядывания себя, такой красивой, и порядком продрогнув босыми ногами на холодном полу, я снова забралась под одеяло. Но, даже согревшись, уснуть не могла все равно. Олег теперь не шел у меня из головы. Я не могла понять почему он со мной. Из каких соображений. Ладно, если бы я была богатой наследницей. Но все, что у меня было – это старый домик на обрыве над рекой в конце не мощеной улицы, которая периодически превращается в болото. Из всех удобств только свет и вода. И целая трагедия каждой осенью, когда нужно завезти дрова и уголь для отопления. Так что из меркантильных соображений парень точно не мог со мной встречаться. А в большую и светлую с его стороны я и раньше не особо верила. Теперь же просто терялась в догадках.
Я очень долго крутилась на кровати с боку на бок. Пыталась считать овечек и слоников. Но сон все не шел. Стоило мне хоть немного расслабиться, как овечки тут же ехидно скалились в мою сторону волчьими пастями. А слоники удирали, сверкая пятками.
В итоге, где-то в районе полуночи я сдалась и прекратила бесполезные попытки уснуть. Раз не спится, буду читать. Книжку я оставила в бывшей тетиной комнате, окно которой выходило как раз на обрыв. Пока тетя Маша была жива, окно всегда было зашторено. И днем, и ночью. Но когда ее не стало, я раздвинула шторы. Окно оказалось просто огромным для нашего дома. К тому его не заслоняли никакие деревья. Так что днем в комнате было очень светло даже в пасмурную погоду. И я стала там читать.
Я впервые зашла в тетину комнату ночью после ее смерти. А потому оторопело замерла. Я не заметила, когда успело распогодиться. Но теперь через не зашторенное окно в комнату заглядывала злая багровая луна. Она так низко висела над горизонтом, что казалось, стоит у меня во дворе под окном и хмурится, разглядывая меня. Мне даже как-то не по себе стало. Но книга, за которой я пришла, лежала на подоконнике. И потому я решительно шагнула вперед.
И споткнулась. Пальцы разжались. Книга свалилась на пол, больно ударив меня корешком по ноге. Но я боли почти не почувствовала. Я смотрела, не отрываясь, в окно, едва сдерживаясь, чтобы не заорать. А за окном, залитая багровым светом кровавой луны, стояла моя тетя.
Я смотрела на тетю Машу и не узнавала ее. Черное креповое платье, которое тетка приготовила себе на смерть, превратилось в лохмотья. Местами просто изорванное. Местами прогоревшее до дыр. И даже кое-где еще дымившееся. Чулок на тете не было. Увидев во что превратились ее босые ступни, я с трудом сглотнула. Хотя сначала мне показалось, что это просто свет от луны. Тетины ноги, сбитые в кровь, превратились в какие-то култышки. Но страшнее всего было тетино лицо с кровавыми провалами вырванных глаз. Я икнула и попятилась. А тетка подняла голову и приказала:
- А ну, стой!
У меня сразу ноги словно вмерзли в пол. Я дернулась пару раз. Но сдвинуться с места не смогла. И в ужасе посмотрела на родственницу. А тетка только головой покачала:
- Разочаровала ты меня, племянница. Мало того, что обычной уродилась, без капли дара. Так еще и с чистильщиком спуталась. Ты что ж, дуреха, думаешь, он тебя любит? Да как бы не так! Использует он тебя! А как изведет всех моих сестер, так в лучшем случае бросит. А то и прибьет за ненадобностью! Чтоб уж наверняка весь наш род извести! Дура! Зря Толька за тебя жизнь отдал! Зря я все пожертвовала, чтоб тебя, полоумную, защитить! Все зря!
Я в ужасе молчала, чувствуя, как бешено колотится сердце. Очень хотелось спросить, что тетя имеет ввиду. Но я зык во рту был словно чужой. А губы будто срослись вместе.
А тетка постояла еще немного, неодобрительно покачивая головой. Как будто что-то обдумывала. А потом вдруг шагнула к окну, подняв почерневшую, скрюченную руку:
- Не достойна ты, Анька, моего дара. Моей жертвы! Отдавай его назад! Отдавай мои глаза!
Что у меня требуют, я осознала только спустя три удара сердца. А когда все-таки осознала, то заорала не своим голосом, пытаясь оторвать примерзшие к полу ноги…
… и подскочила на кровати, захлебываясь собственным криком.
С минуту, наверное, я сидела на кровати не двигаясь. Тупо пялясь в одну точку на противоположной стене. Прижав руку к груди. Слушая, как постепенно успокаивается бухающее, как паровой молот, сердце. Значит, это всего лишь сон. Я воровато покосилась на закрытую дверь, ведущую в тетину комнату. Взгляд зацепился за настенные часы. Половина первого. Самое бесовское время. Как говорила тетя.