Тариф на предательство

Они стояли достаточно далеко от меня. И я могла только догадываться, что происходит. Кроме того, наверху все еще горел мой дом. Гул пламени и треск рушащихся стен надежно заглушал все негромкие звуки. Но я готова была поклясться, что слышу влажное чмоканье. В неровных багровых отсветах пожара вампир пил кровь моего бывшего.

На меня снова накатила волна дурноты. Тошнота комом перекрыла горло, лишая возможности дышать. Перед глазами все завертелось. Внезапно пришло понимание, что подобную картину я вижу не впервые. Я совершенно точно уже видела точно такую же сцену: багровый свет, вампир и жертва. Только свет был от Кровавой луны, а не от пожара. Но вампир совершенно точно был Алекс. А вот жертва… С ужасом я поняла, что в качестве жертвы выступает мой отчим. Нет, мой отец. Мой родной отец!

Мир завертелся вокруг меня с бешенной скоростью. Кажется, я закричала. Будь все проклято! Будь проклята моя жизнь! Я поняла, почему Алекс оберегает мою жизнь. Только вряд ли это понимание облегчит мое дальнейшее существование. Лучше бы я по-прежнему ничего не помнила!

Темнота, засосавшая мое сознание, оказалась благом.

Глава 8

Боже, как жутко болит голова! Я попробовала открыть глаза, но даже намек на движение веками вызвал новую волну тошнотворной боли. Такую, что я едва не застонала. Что со мной? Отчего мне так плохо? Нужно встать и доплестись до кухни. Там, в аптечке, должен быть цитрамон.

Полежав еще некоторое время, и дождавшись, пока боль хоть немного стихнет, я рывком села. Это было крайне опрометчиво. В голове словно сверхновая взорвалась. Я даже невольно сжала пальцами виски, в надежде сдержать стремительное наступление болевого приступа. Напрасно. Голова разрывалась на куски. На этот раз болезненный стон сдержать я уже не сумела.

 - Аня, что случилось?

Полный тревоги бархатный шепот набатом раздался в ушах, усиливая и без того непереносимую боль. С трудом разодрав спекшиеся губы, я выдавила из себя едва слышные слова:

 - Голова… болит…сильно…

От трех несчастных слов в горле словно наждачкой прошлись. А голос звучал так хрипло и ломко, что я сама испугалась.

 - Сейчас. Я дам тебе таблетку. Потерпи чуть-чуть.

Сил ответить не было. Я так и осталась сидеть, сжимая пальцами виски, зажмурившись и чуть покачиваясь. Жуткое, наверное, зрелище.

Не успела эта мысль до конца оформиться, как мою правую руку осторожно отняли от головы.

 - Держи. Это стакан с водой.

В ладонь ткнулось что-то прохладное, округлое и тяжелое. Я едва его не уронила. А меня уже тянули за другую руку:

 - Вот таблетка. Пей. Станет легче.

Я почти ничего не ощутила в левой руке. Глаза по-прежнему не открывались. Пришлось искать вожделенное средство облегчения на ощупь, губами. Руки тряслись. Я тряслась. Но взять таблетку в рот сумела. Потом обеими руками перехватила стакан и, едва не выбив себе зубы, запила.

 - Ань, допей всю. Там немного. А таблетки запивать одним глотком крайне неполезно для твоего организма.

Спорить сил не было. Оказалось, куда проще молча допить воду. На языке после нее остался странный металлический привкус. Или это не от воды? Что со мной?

Чужие сильные руки осторожно помогли мне лечь.

 - Поспи. Потом станет легче.

В сон я провалилась мгновенно.

Повторное пробуждение было даже приятным. Я с удовольствием потянулась, не открывая глаз. Через секунду вспомнила о своем плохом самочувствии и прислушалась к себе. Головной боли, как ни бывало. Все тело, каждая его клеточка, пело и звенело, требуя действия. Я отдохнула, выспалась и мне пора вставать! Сегодня у меня обязательно все получится! Вот сейчас как встану! Как пойду! И обязательно найду себе шикарную, высокооплачиваемую работу! Счастье и хорошее настроение меня переполняли и требовали, чтобы я срочно ими поделилась с окружающими. Я рывком вскочила с постели. И остолбенела.

Окно почему-то оказалось прямо передо мной, а не в ногах кровати. И было завешено чем-то темным и неопрятным. У тети таких гардин отродясь никогда не было.  Я ошеломленно огляделась. Где это я? Растерянный взгляд скользил по грязно-зеленым, с какими-то неприятными пятнами, обоям, старому пузатому телевизору на колченогой тумбочке в углу и скособоченному дореволюционному шкафу, оказавшемуся прямо у меня за спиной. Между шкафом и кроватью, подпирая одним краем стену, стоял стол. Я с неприязненным изумлением изучила плюшевую скатерть, всю в сальных залысинах, уныло касающуюся потрепанной бахромой растрескавшегося линолеума на полу. Самые большие залысины на бывшем когда-то темно-зеленым плюше прикрывала кружевная клеенчатая салфетка. На ней осторожно теснились несколько бутылок со спиртным и роскошный хрустальный бокал. Который даже не искушенной мне показался раритетным.