Тарковские. Осколки зеркала

14 ноября 1958

CLIX

Вечерний, сизокрылый

Благословенный свет.
Я, словно из могилы,
Смотрю тебе вослед.
Благодарю за каждый
Глоток воды живой,
В часы последней жажды
Дарованный тобой,
За каждое движенье
Твоих прохладных рук,
За то, что утешенья
Не нахожу вокруг,
За то, что ты надежды
Уводишь, уходя,
И ткань твоей одежды
Из ветра и дождя.
17 ноября 1958

Трудно не согласиться с мыслью, что в стихах этих, написанных в одно время, поэт обращается к одной и той же женщине.

И еще три стихотворения 1958 года примыкают к этим трем – «Актер» (в рукописной серой тетради, по которой цитирую, без названия), «Кора» и «Оливы».

Истинный смысл стихотворения «Все кончается, как по звонку…» скрывался папой (прежде всего от жены) – и с помощью названия «Актер», и тем, что он помещал его в раздел «Сказки и рассказы». На самом деле – это горчайшее стихотворение о поруганной любви, об одиночестве, об обездоленности и безнадежности.

Все кончается, как по звонку,
На убогой театральной сцене:
Дранкой вверх несут мою тоску –
Душные лиловые сирени.
Я стою хмелен и одинок,
Будто нищий над своею шапкой,
А моя любимая со щек
Маков цвет стирает сальной тряпкой.

Я искусство ваше презирал.

С чем еще мне жизнь сравнить, скажите,
Если кто-то роль мою сыграл
В этом диком колесе событий?

Где же ты, счастливый мой двойник?

Ты, видать, увел меня с собою,
Потому что здесь чужой старик
Ссорится у зеркала с судьбою.
_{1 июня 1958}

«Оливы» – одно из моих любимых стихотворений папы. И он мне его подарил в 1965 году, когда готовил к изданию сборник стихов «Земле – земное»[80]. Строка «Задвинут железный засов» ассоциируется с «железным занавесом», поэтому редактор попросил его заменить. Папа заменил на «В горах затерялся твой зов». Так что «железный засов» – это не политическое высказывание, это о личной судьбе. О судьбе и потерях.

Оливы

Дорога ведет под обрыв,
Где стала трава на колени
И призраки диких олив,
На камни рога положив,
Застыли, как стадо оленей.
Мне странно, что я еще жив
Средь стольких могил и видений.

Я стород вечерних часов

И серой листвы надо мною.
Осеннее небо мой кров.
Не помню я собственных снов
И слез твоих поздних не стою.
Давно у меня за спиною
Задвинут железный засов.

А где-то судьба моя прячет

Ключи у степного костра,
И спутник ее до утра
В багровой рубахе маячит.
Ключи она прячет и плачет

О том, что ей песня сестра

И в путь собираться пора.

Седые оливы, рога мне

Кладите на плечи теперь,
Кладите рога, как на камни:
Святой колыбелью была мне
Земля похорон и потерь.'

28 ноября 1958

«Кора», на мой взгляд, перекликается со стихотворением «Вечерний, сизокрылый…». Любимая женщина – это уходящий «благословенный свет», «луч дневной», тогда как жизнь поэта погружена в могильную тьму.

Кора

[81]