Тарковские. Осколки зеркала

Я родилась

До моего рождения родители с маленьким Андрюшей жили в Гороховском переулке близ Старой Басманной и Разгуляя. Во дворе небольшого завода «Технолог» по производству медоборудования застройщик выстроил на паях двухэтажный дом на несколько квартир. В квартире № 7 две комнаты занимали мамина тетя Людмила Николаевна, ее дочь Шура и муж Шуры, инженер Серафим Сергеевич Попов. В двух других комнатах жили художник-плакатист Тимофей Яковлевич Руклевский и его очаровательная жена Надежда Дмитриевна. Были еще одни жильцы. Маме принадлежала маленькая комната с окнами, выходившими в зеленый соседний двор. С осени 1932 года в этой комнате жила уже семья из трех человек – Тарковские, муж, жена и ребенок.

В квартире царила почти родственная атмосфера. Мама очень любила свою двоюродную сестру Шуру, Александру Алексеевну Попову. И папа и мама дружили с Руклевскими, которые были ненамного их старше. В 1930 году они с Руклевскими поехали в Завражье к маминым родным, их компанию дополнил Лев Владимирович Горнунг. Тимофей Яковлевич Руклевский занимался фотографией, и сохранились снимки, сделанные им на Гороховском и в Завражье.

Через несколько лет страшное время ворвется и в коммунальную квартиру № 7. Будет арестован и сослан Руклевский, позже, во время войны, арестуют в Свердловске Серафима Сергеевича. Его сошлют в Воркуту, и я помню, как все родные в Москве искали по аптекам очки с синими стеклами для тети-Шуриного мужа – на севере люди страдали от снежной слепоты.

Тетя Шура навещала его в Воркуте, где Серафим Сергеевич жил уже как ссыльнопоселенец. Приехав однажды и не застав никого в комнате барака, она поняла, что здесь поселилась женщина. Появились какие-то салфеточки, скатерка, подзор у кровати и другие неоспоримые свидетельства, что в жизни ее мужа произошли изменения. Тетя Шура оставила привезенные ею для Серафима Сергеевича вещи и продукты и ушла из барака и из его жизни. Никогда больше она не видела своего горячо любимого мужа. О его смерти узнала из письма его северной жены.

Но я слишком отвлеклась от темы моего рассказа…

Итак, 1934 год. Приближается весна, и мама начинает думать о том, куда вывезти на лето Андрюшу. Она останавливает свой выбор на Малоярославце по нескольким причинам: во-первых, там живет ее отец, Иван Иванович Вишняков (в 1929 году он овдовел и вот уже несколько лет мыкается с тремя детишками); во-вторых, мама в детстве жила там у отца и хорошо знает этот город; в-третьих, это сравнительно недалеко от Москвы, намного ближе, чем Юрьевец, где живут бабушка и Николай Матвеевич.

В Малоярославец ходит поезд, и можно будет легко добраться до Москвы, если понадобится. Родители сняли дачу недалеко от Ивана Ивановича на улице Герцена в доме № 23, принадлежавшем Залётовым.

Да, я не сказала самого важного! Мама была беременна и должна была родить или в конце сентября, или в начале октября. Папа очень хотел дочку. В 1932 году была запланирована девочка Марина, а получился мальчик Андрюша. Все были уверены, что на этот раз обязательно будет девочка.

Может быть, решение рожать в Малоярославце возникло по ходу дела – уж больно хороша была осень в 1934 году! Было тепло, как летом, во второй раз расцвела и созрела земляника, и дядя Лёва с Андрюшей приносили домой в спичечной коробке красные ягодки для мамы. Скорее всего, маме не хотелось держать Андрюшу в Москве по такой прекрасной погоде, поэтому она и задержалась в Малоярославце на сентябрь.

Папа бывал на даче редко, чаще приезжал дядя Лёва, привозил продукты, керосин (в бутылке, запечатанной сургучом), книги. Он гулял с Андреем, поил его козьим молоком, которое называлось у них «козьим чаем» – Андрей любил чай, а молоко пить не хотел.

По вечерам Лёвушка укладывал Андрея спать. За окном уже рано темнело, в саду громко шлепались на землю спелые дикие груши, а дядя Лев специальным «замогильным» голосом всё пел Андрюше песни, от которых тот быстро засыпал. Хозяйка так привыкла к присутствию Льва, что считала его маминым мужем и была крайне удивлена, когда узнала, что Андрюшин папа вовсе не Лев Владимирович, а Арсений Александрович. В августе папа и вовсе уехал из Москвы, его послали в Орджоникидзе в творческую командировку.

Ровно за месяц до моего рождения он прислал в Малоярославец письмо: