Читаем Тарковский и я. Дневник пионерки полностью

В коридоре у двери номера уже толпились репортеры, но Андрей распорядился никого к себе не пускать. Какие-то свои итальянские гонцы просачивались в номер, докладывая, что у Брессона развивается аналогичный сюжет: «Брессон отказывается от приза»… «Брессон согласился его получать»…

Думаю, что последнее сообщение сыграло решающую роль. За это время еще выяснилось, что Специальный приз подкреплен, как и в случае с «Солярисом», премиями «ФИ-ПРЕССИ» и Экуменического жюри. Тут возможности нашей аргументации утроились — по законам арифметики три приза такого рода перевешивают одну Пальмовую легкую веточку. Понимающим людям ясен подлинный победитель без «постыдного», запачканного рынком Гран-при…

Постепенно Андрей начал смиряться, смягчаться и приходить в себя… Еще раз переспросил потеплевшим голосом: «Брессон точно соглашается на Специальный приз?» Мы все радостно закивали головами… Лицо Андрея окончательно разгладилось в готовности смириться с неизбежным… соглашаться… радоваться… и праздновать… Тут мы все бросились друг другу в объятия с поцелуями и поздравлениями… В номер влетела героиня фильма… Заскочили первые прорвавшиеся, наконец, корреспонденты… Ура-а-а! Андрей расслабился и как будто довольный откинулся в кресле, готовый отвечать на первые вопросы интервьюеров.

Расслабление, впрочем, оказалось временным и нестабильным. Вечером, уже на торжественном вручении премий Тарковский был взвинчен, нервозен и… обижен. Это так чувствуется в сохранившейся хронике по тому как он вынужденно подходит к микрофону следом за Брессоном и с какой интонацией, точно выдавливая из себя, бросает в зал единственное слово сомнительной, скорее презрительной благодарности, недоуменно поводя плечами — «Мерси»… А что вы еще, мол, хотели от меня услышать?

А я сидела в зале как зачарованная. Всего полгода назад я даже вообразить себе не могла, что окажусь в центре таких событий в зале такого прежде совершенно для меня заказанного фестиваля. Да-а-а, чудны дела Твои, Господи! Несказанное волшебство, творящихся перед моими глазами событий, усиливалось с каждым мгновением. Специальный приз Брессону и Тарковскому вручал Орсон Уэллс, герой моей дипломной работы! Именно Он именно Им! После потрясения, давно пережитого мною после просмотра «Гражданина Кейна», сколько литературы о нем было перечитано, сколько дум передумано, написано и опубликовано. Драматургический узел точно специально еще раз закручивался для меня, как в дурном сюжете, где должны все концы связаться с концами…

* * *

В Канне оказался кинокритик Том Ладци, которого я знала еще с московских фестивалей, говорили, что он правая рука Френсиса Кополлы. Он приятельствовал, как с Кончаловским, так и с Иоселиани. Но прежде не мог добраться до самого Тарковского.

Андрей никогда не принимал никакого участия в Московских фестивалях, то есть его картины никогда там не демонстрировались, а общие «тусовки» на всякий случай были не для него. Кроме того, его старались еще оградить от «лишнего» общения с западными кинодеятелями, и Тарковский как будто бы сам принимал навязанные ему «правила игры». Когда дотошные журналисты донимали официальную администрацию вопросами о нем и его местонахождении, то получали три варианта ответа: он нездоров, он принципиально некоммуникабелен, его нет в Москве. Как правило, его действительно не было в Москве. Он, «добровольно» самоустраняясь, удалялся в Мясное, ограждая от лишних травм свое гипертрофированное чувство собственного достоинства. Он не питал н£ к кому вообще специального пиетета, тем более «для дела». Во всяком случае, так это выглядело всегда, и мне очень нравилось.

Сама я работала на Московских фестивалях поначалу как работник журнала, а потом со шведскими делегациями и старалась всем, кто меня о нем спрашивал, рассказать о том, что Тарковский на самом деле жив и здоров, а его отсутствие объясняется только «высшими» соображениями кинематографического руководства. Конечно, Тарковскому никто не запрещал болтаться в коридорах и фойе гостиницы «Россия», где селились все участники фестиваля и осуществлялись все запланированные и незапланированные контакты. Но я не могу Его представить себе в этой роли… Чтобы он являлся только частицей общего броуновского движения… Это немыслимо себе вообразить, и в этом смысле он никогда не был, как все, даже если в это «множество» легко вписывались другие крупные кинематографические фигуры, но не он… Это был бы не Тарковский.

После таких фестивалей я рассказывала ему при встречах о своих впечатлениях и разных событиях. Слушая меня с некоторым интересом, он, как правило, завершал мой рассказ обычным резюме, недоуменно подергивая плечами: «Какое убожество!!!» То же самое пишет он в одном из писем моему отцу.

Таким образом, живой Тарковский, воплотившийся в материальном образе, как «персоналите», оставался для западных кинематографистов и газетчиков фигурой мистической, а потому тем более любопытной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство
Космическая Одиссея 2001. Как Стэнли Кубрик и Артур Кларк создавали культовый фильм
Космическая Одиссея 2001. Как Стэнли Кубрик и Артур Кларк создавали культовый фильм

В далеком 1968 году фильм «Космическая Одиссея 2001 года», снятый молодым и никому не известным режиссером Стэнли Кубриком, был достаточно прохладно встречен критиками. Они сходились на том, что фильму не хватает сильного главного героя, вокруг которого шло бы повествование, и диалогов, а самые авторитетные критики вовсе сочли его непонятным и неинтересным. Несмотря на это, зрители выстроились в очередь перед кинотеатрами, и спустя несколько лет фильм заслужил статус классики жанра, на которую впоследствии равнялись такие режиссеры как Стивен Спилберг, Джордж Лукас, Ридли Скотт и Джеймс Кэмерон.Эта книга – дань уважения фильму, который сегодня считается лучшим научно-фантастическим фильмом в истории Голливуда по версии Американского института кино, и его создателям – режиссеру Стэнли Кубрику и писателю Артуру Кларку. Автору удалось поговорить со всеми сопричастными к фильму и рассказать новую, неизвестную историю создания фильма – как в голову создателям пришла идея экранизации, с какими сложностями они столкнулись, как создавали спецэффекты и на что надеялись. Отличный подарок всем поклонникам фильма!

Майкл Бенсон

Кино / Прочее
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо

Александр Абдулов – романтик, красавец, любимец миллионов женщин. Его трогательные роли в мелодрамах будоражили сердца. По нему вздыхали поклонницы, им любовались, как шедевром природы. Он остался в памяти благодарных зрителей как чуткий, нежный, влюбчивый юноша, способный, между тем к сильным и смелым поступкам.Его первая жена – первая советская красавица, нежная и милая «Констанция», Ирина Алферова. Звездная пара была едва ли не эталоном человеческой красоты и гармонии. А между тем Абдулов с блеском сыграл и множество драматических ролей, и за кулисами жизнь его была насыщена горькими драмами, разлуками и изменами. Он вынес все и до последнего дня остался верен своему имиджу, остался неподражаемо красивым, овеянным ореолом светлой и немного наивной романтики…

Сергей Александрович Соловьёв

Биографии и Мемуары / Публицистика / Кино / Театр / Прочее / Документальное
Анатомия страсти. Сериал, спасающий жизни. История создания самой продолжительной медицинской драмы на телевидении
Анатомия страсти. Сериал, спасающий жизни. История создания самой продолжительной медицинской драмы на телевидении

«Анатомия страсти» – самая длинная медицинская драма на ТВ. Сериал идет с 2005 года и продолжает бить рекорды популярности! Миллионы зрителей по всему миру вот уже 17 лет наблюдают за доктором Мередит Грей и искренне переживают за нее. Станет ли она настоящим хирургом? Что ждет их с Шепардом? Вернется ли Кристина? Кто из героев погибнет, а кто выживет? И каждая новая серия рождает все больше и больше вопросов. Создательница сериала Шонда Раймс прошла тяжелый путь от начинающего амбициозного сценариста до одной из самых влиятельных женщин Голливуда. И каждый раз она придумывает для своих героев очередные испытания, и весь мир, затаив дыхание, ждет новый сезон.Сериал говорит нам, хирурги – простые люди, которые влюбляются и теряют, устают на работе и совершают ошибки, как и все мы. А эта книга расскажет об актерах и других членах съемочной группы, без которых не было бы «Анатомии страсти». Это настоящий пропуск за кулисы любимого сериала. Это возможность услышать историю культового шоу из первых уст – настоящий подарок для всех поклонников!

Линетт Райс

Кино / Прочее / Зарубежная литература о культуре и искусстве