Кино хорошего нынче не бывает, и по телевизору тоже постоянное изнурение крутят. Может, хоть вечерню сходишь со мной, послушаем певчих церковных, там клирошанка одна, серебром голоса с возвышения льёт - прямо душу умиротворяет. Молодёжи мало, в секты все подались, говорят, у них там вакханалия развита, нам этого не надо, мы с тобой в библиотеку старую можем сходить, надо что-то из былого перечитать.
- Да, да. Гмм, - Влас Иванович надевал пальто, - территорию проверить нужно, может режим образумится, для общего благополучия работать начнёт, возобновит назначение Тарной базы.
Варвара Гордеевна, невидимую пыль с пальто струшивает:
- Ключи Власик не забудь взять, и торбу с отложенной пищей, служба праздничная в соборе затянуться может, там нынче Виола Сергеевна, и Алина Игоревна бывают, есть кому поплакаться. Если с задержкою вернусь, - обед сам подогреешь.
Не спеши, дорожки сейчас скользкие, в текущую пору столько народу падает, неожиданность случая - всякого поджидает. Будешь идти обратно, хлеб в заводском магазине купи, его ещё не испортили, мы к нему привыкли - он запах прошлый содержит.
Влас Иванович выходя из подъезда, в кармане пощупал квартирные ключи, оглянулся по сторонам, нет ли упавших на скользких дорожках, пустоту улицы обнял, осторожно идёт в сторону Тарной базы.
Даже утро дня сдобрить не с кем, - подумал он, - везде отсутствие надежды, мысли хорошие пропадают.
На удары подковы по жести ворот тоже никто не вышел, и собак нигде ни слышно. Директор толкнул ворота, по пустоте территорий медленно двигается, папку потёртую перекладывает без нужды. Собаки у будок сбились, лежат, поскуливают - вроде палку видят.
Двери конторы раскрыты настежь. Ящики битые, в коридоре валяются.
Снова напились, - подумал Влас Иванович, он открыл двери бухгалтерий, в которой спят бессменные работники базы.
Агропина лежала на полу с забитым в голове топором, Антип окоченелым к печке прислонился. Забрызганное кровью большое овальное зеркало отражало бордовый свет окон.
Директор уронил папку, помрачнел от неожиданной беды, руки тряслись, волнение страха охватило его, ...и Варвары Гордеевны рядом нет.
Ненужную, давно потерявшую назначение папку, тяжело поднял, почувствовал своё праздное наличие, и опустошённость всей базы. Поспешил выйти из вдруг омертвевшего места. Быстро пошёл, торопливо направился в собор к Варваре Гордеевне.
Подходя к узорчатой металлической ограде и высоких ворот храма, он вспомнил, что в детстве, в этом месте, его заставляли креститься. Он переложил папку под левую мышку, помедлил самочувствием, и перекрестился. Медленно поднялся по широкой гранитной лестнице, постоял на паперти, снял шапку и тихо вошёл в огромный, высоченный храм. Отыскал жену на женской половине собора, подошёл к ней и стал рядом. Вслушался в псалом детства, понял, что сам не нужен новому времени, и омертвелой тарной базе тоже уже не нужен.
Варвара Гордеевна дотронулась до его замёрзшей руки, и всей их длинной жизни. От тепла её ладони, куда-то пропали волнения и страх. Он больше не видел ни прошлое, ни будущее.
С высоты купола, невозможность атеизма пробиралась в его нутро, заползало избавление от душевного смятения, куда-то пропала тревога, он впервые за много лет, почувствовал неожиданное спокойствие.
Кажется, совсем забыл Тарную базу. Она ему чужой стала.