Таро для всех и для никого. Арканология новой эпохи

Императрица в аспекте Великой Матери – древнейшее божество. Чтобы понять суть архетипа, о котором идет речь, нам нужно совершить путешествие в прошлое и встретиться с самыми разными ликами Венеры, даже если она оказывается… вовсе лишена лица! Например, так называемые «палеолитические венеры». Слово «венеры» применительно к этим статуэткам для нас, привыкших к изысканной красоте греческой богини, может звучать как насмешка, но именно эти грубые образы были первым оформленным опытом человека перед лицом Эроса Императрицы.

Подчеркнуто преувеличенные половые признаки, огромные бедра и таз – и полное отсутствие лица. Лицо, выражение индивидуального бытия, неповторимости, оригинальности, здесь не прорисовано. Она – госпожа рода, а не индивида, группы, а не одиночки, инстинкта, а не разума. Сознание может создавать сложные надстройки для осмысления инстинкта, но сам инстинкт прост.

«Венера Виллендорфская», 24–22 тыс. лет до н. э.

Здесь мы еще не говорим о сексуальности как искусстве, как наслаждении, как пространстве культуры – будь то культура «Кама-сутры» или современных учебников по сексологии. Все это относится к аркану 11. Здесь же, в мире Императрицы, сексуальность – это слепая, стихийная в своем безличном стремлении к оплодотворению сила рода. Но именно эта сила может быть использована для самых сильных любовных заговоров и приворотов. Это магия семени и крови, грубая, примитивная, но наиболее действенная на ближней дистанции пола.

Господство рода над индивидуальным началом в третьем аркане подчеркивают пчелы, украшающие одеяние Императрицы. Пчела – чрезвычайно важный символ для понимания особенности этого аркана.

Пчела, будучи посредником, переносящим мужскую и женскую пыльцу от цветка к цветку, оказывается очень подходящим символом космического Эроса, соединяющим разрозненные элементы бытия в любовном устремлении к дополнению.

Иными словами, сама Императрица-Далет есть Великая Пчела, пчелиная матка, направляющая рядовых пчел, как своего рода крылатых и вооруженных жалом купидонов. Ее цель – мед, она – естественный алхимик, превращающий неоформленную пыльцу в сладкий мед. Это противоположность сублимации – коагуляция (сгущение) бытия, воплощение духа в материю, инкарнация души. Трансформирующая пыльцу в мед пчела символизирует перевод абстрактных идей, структур, еще не имеющих форму, в воплощенную конкретику. Мед – один из обязательных ингредиентов философского камня, – согласно Эдварду Эдингеру, символизирует «сладость бытия», которая открывается на последних стадиях Великого Делания.

Пчела – двойственный символ. Как создатель меда, она – алхимический агент жизни; как носитель смертоносного жала, она – агент смерти. Здесь мы возвращаемся к двойственности символической пары «воробей – голубь», которую уже обсуждали. В отличие от осы, способной жалить неограниченное количество раз, пчела жалит лишь единожды и после этого обречена на умирание. В этом отношении пчела оказывается символом обнаженной трагичности. Парадокс пчелы в том, что она агент и жертва рока одновременно. Это сравнение предельного эротического одержания с жалом проходит сквозь всю западную культуру, начиная от античных изображений пчелы как существа Афродиты и заканчивая признанием Акутагавы Рюноскэ: «Я живу, нанизанный на жало». В Новом Завете есть слова «жало в плоть»[9], которыми апостол Павел выражает изначальную неполноту, недостаточность человеческой природы.

Таким образом, в символе пчелы сходятся предельные противоположности – жизнь и смерть, Эрос и Антэрос, любовь и ненависть. Соединение символики любви и смерти неоднократно обыгрывалось в мировой культуре, начиная с «Песни песней Соломона» и заканчивая трагедиями Шекспира. Архетипически, полюбить – значит умереть, умереть – значит полюбить.

Другая грань символики пчелы связана с ее абсолютной коллективностью. Аристотель писал, что пчелиный улей символизирует идеальный социум, в котором каждая единица точно знает свое место и свою функцию. В отличие от Аристотеля, для нас такой мир – не желанная утопия, а кошмарная антиутопия, в которой индивидуальное бытие не просто преследуемо, но вовсе невозможно.

Следующий важный символ – пеликан. Согласно средневековым представлениям, в отсутствие пищи эта птица разрывает свою грудь, чтобы кровью накормить своих детенышей, после чего умирает. С этой точки зрения пеликан является метафорой абсолютной силы материнской любви, для которой потомство должно быть спасено любой ценой.