Тарра. Граница бури. Летопись первая

Илана встала в позицию, глаза ее посерьезнели. Серия стремительных выпадов, свист воздуха, столкнувшиеся клинки. Движения девушки были быстрыми, точными, грациозными; казалось, вокруг неподвижного адмирала взвихрился маленький смерч. Зрители затаили дыхание; только стук металла о металл, резкие выдохи и цокот подкованных сапожек, отражаясь от каменной кладки, нарушали тишину. Увы, натиск пропал втуне — Илана лишь сбилась с дыхания, так и не взломав выверенной до мелочей защиты человека, привыкшего измерять свою жизнь длиной шпаги. Рене почти не двигался, лишь иногда плавно меняя позицию; все атаки принцессы — мощные, неистовые, когда в каждое движение вкладываешь всего себя, — останавливались едва заметным движением кисти. Будь Ланка среди зрителей, она была бы вне себя от восторга; сейчас же мастерство противника бесило, заставляя раз за разом совершать все новые ошибки.

Принцесса владела оружием очень неплохо, во всяком случае, заметно лучше брата, и тот наблюдал за неудачами сестры с известным удовлетворением. Из последних сил Ланка попыталась двигаться быстрее — не помогло. Хорошо… ложное отступление, уход с линии атаки… сейчас, сейчас она окажется сбоку, в «мертвой зоне»… Неожиданного резкого движения Рене девушка попросту не заметила.

Адмирал поднял шпагу, зазвеневшую на плитах двора после двойного кульбита, и с вежливым поклоном вернул владелице. Принцесса раскраснелась, волосы выбились из-под сетки, глаза блестели. Она была прелестна. Но, как бы он ни дрался, этот Рене, она не позволит играть с собой в кошки-мышки! Вопросом жизни и смерти стало проникнуть внутрь круга, очерченного шпагой герцога. Зрители смешками, советами и азартными выкриками лишь раззадоривали фехтовальщицу, да и Рене больше не мог сохранять серьезное выражение.

Видя, что у племянницы вот-вот брызнут злые слезы, адмирал внезапно отбросил оружие, ловко увернулся от очередного выпада и со смехом прижал девушку к себе, звучно расцеловав в обе щеки. Оторванная от земли, Ланка чисто по-женски взвизгнула, выронила клинки и замолотила по спине герцога кулачками. Рене что-то сказал, и принцесса звонко рассмеялась.

Вскоре оба стояли рядом с Марко, она — тяжело дыша и утирая принесенным служанкой шелковым платком выступивший на лбу пот, он — как ни в чем не бывало, только голубые глаза светились чуть ярче обычного. На счастье, мимо проходил слуга с подносом, на котором были фрукты и два высоких запотевших кубка. Ланка, недолго думая, цапнула один из них — заметив, что, кому бы они ни предназначались, вряд ли тот испытывает бо́льшую жажду. Марко, воспользовавшись случаем, схватил второй. Красное терпкое вино приятно освежало.

— Друзья мои, вы не правы, — укоризненно заметил Рене. — Нет чтобы уважить старость.

— Старость! — хмыкнула Ланка. — Когда вы ее почувствуете, то забудете это слово. Вот как граф Ракаи. Сколько помню его, все говорил о себе «старик Ракаи». Это когда у него по любовнице на каждой мельнице было… А как дела под горку покатились, так сейчас и сам себя Лайошем называет, и от других того же требует… И вы такой же, и вообще все мужчины…

— Верно, потому что женщины даже в двадцать лет стараются показать, что им пятнадцать, — парировал Рене, отбирая у племянницы кубок.

— Э, дядюшка, — Марко решил присоединиться к общей беседе, — вы языком не хуже, чем шпагой, орудуете.

— Стараюсь. Хотя язык — оружие не самое честное. Убитых словом поболе, чем кинжалом. Особенно в спину…

Глава 3 2228 год от В. И. Ночь с 16-го на 17-й день месяца Влюбленных Арция. Святой град Кантиска Таяна. Высокий Замок

1

— Вы можете остановиться в «Счастливом паломнике», — объяснил Феликс. — Это очень неплохая гостиница, но я был бы рад видеть вас своим гостем.

Предложение эльф принял с радостью: он доверял секретарю Архипастыря, и к тому же этот человек был посвящен во многие тайны.

Феликс привел гостя в свое обиталище, предложив чувствовать себя как дома, и вернулся к своим обязанностям, сказав, что явится сразу же по окончании вечерней службы. Роман остался один, чему был скорее рад. После откровений Архипастыря голова барда шла кругом. Он не мог отогнать ощущение, что Филипп подводит его к какому-то выводу, столь невероятному и кощунственному, что Архипастырь не желает произнести его вслух.

Либер распахнул окно. Комнаты секретаря находились в угловой части массивного высокого здания, откуда открывался изумительный вид на тонувшую в пышной летней зелени Кантиску. Резиденция Архипастыря располагалась на одном из двух по-настоящему высоких городских холмов, и с высоты монастыри и храмы казались островами и островками, разделенными вымощенными серовато-серебристым камнем извилистыми улочками. Высокие башни и купола навевали мысли о величии Триединого и ничтожности человеческой жизни.