Тарра. Граница бури

— Вряд ли. — Лебединый король задумчиво обвел глазами поляну Астена. — Я не знаю, что с ней. Нэо кажется, что его мать погибла, но они никогда не были близки. А Дорога — что ж, возможно, мы ее и найдем.

— Если это случится, ты расскажешь об этом клану?

— Конечно. Все, кто бросил на весы в этой войне свою жизнь и свою душу, выполнили свой долг и вольны уйти. Или остаться. Я надеюсь, что Лебеди по-настоящему вросли в Тарру и не покинут ее даже ради прежних богов, но выбирать им…

— Мы говорим, словно Дорога уже найдена. — Клэр положил руку на аметистовое надгробие, словно присягая. — Я хочу, чтобы ты знал: даже если все уйдут, я останусь. И Рамиэрль, я уверен, тоже. Я вернусь и расскажу о Вархе.

— Я буду ждать, — наклонил голову Лебединый король. — Если б я решал только за себя, я бы решил так же. Если я когда-нибудь обрету свободу, я ее отдам Тарре.

5

Белая бухта осталась позади, «Созвездие» быстро шло вдоль острова на юго-запад. Мимо проплывали золотые пески, роскошные шапки зелени, венчавшие бело-розовые обрывы, причудливые скалы, похожие то на замерших перед прыжком зверей, то на плакальщиц в тяжелых покрывалах, то на головы увязших в земле исполинов.

Рене уверенной рукой выводил корабль в море, но сердце маринера впервые рвалось не вперед, а назад, к Берегу Алых Роз, который на самом деле звался Лунным островом. Мечта, к которой его, умирающего, прибило много лет назад, куда он вернулся и где оставил женщину, которую любил. Счастливчик Рене уходил навсегда и знал это. Врать себе он не пытался, зачем? Согласившись с Залиэлью, он подписал приговор и себе, и всем, кто пошел за ним. Последнее хуже всего, но без корабля было не обойтись.

Раньше Рене ничего не боялся и ни о чем не жалел. Хотя ни о чем не жалеть и противно человеческой природе, как наверняка сказал бы Жан-Флорентин. В том походе, который они затевали, маленькому философу места не было. И, кроме того, Аррой не мог отдать смерти ворчливое невозможное существо, изрекающее великие истины так, что они становятся похожи на шутки, и в шутку говорящее вещи, от которых становится зябко…

Прощание вышло душераздирающим. В отличие от ничего не подозревающей Герики, знающий все Жан-Флорентин отстаивал свое право на гибель яростно и настойчиво. Лишь совместная атака Рене и Романа вынудила философа остаться, чтобы присмотреть за Герикой и помочь Эмзару. Говорят, уходящему легче, чем остающимся, но как же Рене не хватало знакомого назидательного голоса, изрекающего что-то вроде того, что главное — чистая совесть, смерти же, в сущности, не существует. Утешать себя подобным образом сам Рене не умел.

— Мой капитан, — Ларс, средний сын Димана, смущенно окликнул адмирала, — там, на скале… мне кажется… Вам надо видеть.

Стоять рядом с рулевым было вовсе не обязательно, Рене взялся лично вывести «Созвездие» за барьерный риф для того, чтобы занять голову чем-то привычным. Предоставив корабль Гаспару, Аррой как можно спокойнее взглянул в указанную сторону. На высокой белой скале, напоминавшей башню, застыли три фигуры. Они были вместе, и вместе с тем каждая была сама по себе. Попади сюда Клэр, он попробовал бы остановить это мгновение, но Рене не нуждался в художнике, чтобы запомнить… Он смотрел на Герику, вытянувшегося в струнку Преданного и стоявшего на другом, более низком выступе Романа. Смотрел так, словно хотел унести эту картину с собой в те бездны, куда уходил навеки.

Когда корабль поравнялся со скальной башней, Рене, не понимая сам, что делает, выхватил из-за пояса пистоль и выстрелил. Двое на острове, очевидно, услышали звук — в океане солнечного света заметить вспышку не смог бы даже Светорожденный. Роман вскинул руку в торжественном жесте — так эльфы приветствуют того, кого признают владыкой, а Геро, Геро рванулась к краю обрыва, и эландец испугался, что она сорвется. Нет, пронесло. Тарскийка застыла на самой кромке, протянув руки к кораблю. Еще утром Рене был готов поклясться, что она ничего не знает, но кто может прочитать сердце женщины, особенно если она любит…

Адмирал с трудом сглотнул, но не отрывал взгляда от удаляющегося берега, пока тот не превратился в призрачную серебристую дымку на горизонте, схожую с грядой легких предвечерних облаков. Вот и все… Прошлое растаяло, будущего, судя по всему, у него почти не оставалось, только очень немного настоящего. Аррой привычно потряс головой, отгоняя ненужные сейчас мысли, — от этой юношеской привычки он так и не сумел избавиться, — и, пройдя на мостик, стал смотреть вперед.

И небо, и океан старались перещеголять друг друга синевой… «Созвездие» шло легко и грациозно, слегка наклонясь подветренным бортом и с мягким плеском рассекая форштевнем невысокие волны, нежно-голубые у вершин и таинственно-синие в глубине. За кормой тянулась широкая, сверкающая на солнце полоса вспененной воды, постепенно сходящая на нет…