Тарси

Там, конечно же, все было круто, жестокого сновидения и жуткого до фиолетовых чертиков с белыми и красными рожками. И исполинских обезьян, чьи отбрасываемые тени накрывали разом целые кварталы Нью-Йорка.

Проснувшись, девчата вдруг обнаружили, что Фойер и Филела уже заправили тяжелый американский танк. На недоуменный вопрос, юноша им ответил:

– А нам больше и не надо, для того чтобы сунуть шланг. А далее вы можете быть и круче хорошенько, выспавшись.

Филела кивнула в знак одобрения:

– А мы подремлем на ходу. Через пять километров будет довольно приличная, выложенная еще со времен фараона дорога, и мы сможем поспать прямо в танке.

Юноша подтвердил:

– Конечно! Тем более уже ночь и куда прохладнее.

Магда и Шелла синхронно буркнули в ответ:

– Ну, что же танки мы и так доведем до конца пути!

Шелла после этого даже пропела:

– Трофейный танк вперед лети в Нью-Йорке остановка! Другого нет у нас пути – подорожала водка!

Магде, подобная песенка явно не по нутру:

– Ну, вот как всегда ты Шелла поешь, что-то гадкое и мерзкое. – Рыжая "монашка" пригрозила пальцем. – А может лучше исполнить красивый, патриотический гимн?

Волчица-блондинка в ответ засмеялась и закрутила босыми, загорелыми ножками. Юноша схватил девчонку за лодыжку и начал нежно гладить её приговаривая:

– Милая богиня, нежности и чистоты! Вечная стихи – мне улыбаешься ты!

Шелла оказались, приятны прикосновения мальчишечьих, с легкими мозолями рук и она заворковала от восторга:

– Прелестно и блаженно!

Фойер попросил Шеллу:

– Спой мне, пожалуйста, романс о любви!

Блондинка-волчица покачала головой:

– Нет! Не хочу! Вообще романс о любви обычно поет парень девушке, а не наоборот!

Ганс смутился и покраснел:

– Да я, к сожалению, не умею сочинять песни! Нет у меня такого дара!

Герда на это жестко возразила:

– Не правда! Я вот вижу, что есть! Ты главное начни, а потому слова тебе сами прибегут в голову! Вдохновение – это тоже дело наживное! Уж поверь моему опыту! Только нужно чтобы слова о любви были искренние и воздушные:

Юноша вздохнул, немного прокашлялся и сначала робко, а затем со все большим и возрастающим напором, набирающейся уверенностью, запел: