Тарусские тропинки. Альманах 2024

И скрытые смыслы, как яркий прожектор,

Едины рельефно и мягко-напевны.

Мне же, сколь не говори, всё будет мало,

От предвкушенья дрожа, открываю

Трепещущие небрежно, как попало,

Страницы истории цвета киновари.

И в книге, как в жизни, способны мы тоже

Посыл разглядеть, как в торжественном гимне,

Будь то эхо сердца: «Храни тебя Боже…»

Иль отзвук надрывного «Эй, помоги мне!»

Закон постоянства, как в жизни, сурово

Вступает в права, величав и негибок.

Извечна канва, потому и не ново

Явление вновь потаённых ошибок.

Не отрицайте другой стороны медали:

Порою нам светят хищно и кроваво

Намёки, штрихи и крупные детали

Страниц истории цвета киновари.

И дланью текуче лаская хор клавиш,

Осколки рассказа слагаем в орнамент.

Пока свою хватку ты сам не ослабишь,

Ход мыслей твоих не отпустит пергамент.

Струну позабытой истории тронув,

Ты вкус ощутишь, на мгновенье опешив,

Рябиновых ягод и крови драконов,

И ртутного блеска надежд прикипевших.

Отчаянно к небу свой взор поднимая,

Глотаем клубы до слёз чадящей гари,

Очаг нашей скорби — истин кладовая,

Страницы истории цвета киновари.

Гравюры, лубок или образ витражный,

Пройдя сквозь века, оставаясь нетленным,

Стоит без сомненья, как прежде, на страже

Воздушных фантазий наивной Вселенной.

Лететь окрылённо, по-детски, с размахом,

Ходы наблюдая истории давней,

Лишь чистые души способны без страха,

До дна погружаясь в пучину преданий.

Как крылья нот церковного органа,

Небесной зеницей иль взглядом нежно-карим,

Нас в тишь окунают лучи многогранных

Страниц истории цвета киновари.

* * *

Кривое зеркало

(Стихи об экзистенциальном кризисе или шоке от

дереализации)

Что сказать, если мир

Наизнанку сплеча

Извернулся змеёю из кожи вон?

Если ты меж людьми

Должен скально молчать,

Но смятенье крадётся вослед, как вор.

Запустив по-хозяйски

К тебе вовнутрь

Цепких пальцев своих ненасытно горсть,

Всё тасует маски

Житейских бурь,

И того, что тебе увидать довелось.

Заглянуть за навес

Человечьих лиц,

Это в смех или в горе — не нам решать,

Но когда окрест

Лишь алчба глазниц,

Подскажите, куда же ушла душа?

Как на ощупь, в туман, нас бросает жизнь.

А выходят на свет, рассекая мрак,

Те, кто зряч душой, кто не смотрит вниз:

А коль рухнул мир — то давно пора.

И куда идти, если нет дверей,

И в руинах хлипких ступеней лесть.

Хищный зов утих, так что верь — не верь,

Лишнее: на мели в жерло лиха лезть.

Опрокинут навзничь, зеркально-крив

Прошлый путь, которым так долго шёл.

Хоть решать не нам, уличив — не ври

Сам себе, что дурно, что хорошо.

В суматохе чувств затемнён исход.

Снять — не снять очки: разве до того?

Мыслям вопреки, мир из года в год

Выползал змеёю из кожи вон.

* * *

Целитель

Отмеряет судьба надежду — куска полтора,

И по жилам бежит возбуждения вёрткий литий.

На крыло — из уюта гнезда — приходит пора.

Ты — целитель. А в общем-то… в общем-то, не целитель.

Кто-то там, далеко, загребает с лихвой барыши,

Ну, а перед тобой на пути хлобыстают ставни.

Ты — целитель?! Да, господи! Милая, не смеши!

Что ты можешь коварству и злу противопоставить?

Распахнув объятья, идешь с фонарем для душ,

Заставляя их усмирить ледяное жало.

И пускай все — чушь, но ты всё же взялась за гуж.

Ты — целитель. А в общем-то… в общем-то, да, пожалуй.

* * *

Космач

Занырнув в переплетный космос,

Между пальцев страницы лья,

Разминает закладку-косу

Пацанёнок Космач Илья.

Закачают, как волны, мысли,

Затрещат струны тросов-жил.

Что маячит там? Риф ли? Мыс ли?

Океанские миражи ль?

И текуче запляшут блики

Вкруг посудины-каблука,

Озаряемой лунным ликом

Из-под облака-клобука.

Ты игрушка в объятьях саги,

Где и песнь, и любовь, и рок,

Где расчертит свои зигзаги

В поднебесье Илья Пророк.

И то врозь, то донéльзя ближе

Моря ласковый душегуб

Старый борт с наслаждением лижет

В окаймленье соленых губ.

Так навстречу ночному своду,

Окрылён, убелён и строг,

Молча пашет шальную воду

Деревянный единорог.

Чал мечты и прочней, и проще

Под баюканье скрипа мачт, -

И в безбрежность простора строчек

Отплывает Илья Космач.

* * *

Маленькая колдунья

Я — Тротула-ручеёк,

Расточительный и прыткий,

Я — тростник озерных рытвин,

Что ни слово — поперёк.

Вам, наверно, невдомёк,

Как так можно ухитриться,

Повторяя раз по триста:

«Но ведь можно хоть разок».

Я — Тротула-ручеёк,

Многоструйный и сумбурный.

Вам не нравится? Недурно,

Закупорим бутылёк.

Чем поток меня привлёк?

Не отвечу, так уж вышло…

Берег жизни лихо выжмет

Оправдательный предлог.

Я — Тротула-ручеёк

И потомок пивоваров.

Вам нужна большая свара?

Заходите на чаёк!

* * *

Городская любовь

Пока в свеченье резком или матовом

Идёт моих теней тысячя-сплетение,

В потоке мыслей россыпно-агатовом

Мне голос чей-то подпоёт смятенно, и

Та часть тебя, неуловимо важная,

Молниеносно улизнув из скобочек,

На перехлёстье света и этажности

Найдёт меня из тысячи коробочек.

Как будто запрокинув кверху головы

Навстречу распахнувшемуся космосу,

Зажжёмся изнутри уже не соло мы,

Взмывая к наивысшей точке конуса.

Под нами будут течь огни и темени,

А между — будет вакуум спокойствия,

И будет радость — брызгами — в безвременье,

Покуда не иссякнет мера свойств твоя.

Пускай любовь на астероиде моём

Останется чего-то ради, кратером,