Тарутинское сражение

Приняв окончательное решение об атаке неприятельского отряда, главнокомандующий, не проявивший до этого достаточной активности в подготовке нападения, лично приступил к его реализации. Вечером 17 октября Кутузов произвел рекогносцировку неприятельской позиции. «В этот момент, — пишет адъютант главнокомандующего Левенштерн, — над его головой закружился громадный орел, которого испугала молния, сверкавшая на небе, хотя грома не было слышно; обстоятельство, не мало нас удивившее; никто из нас не был достаточно учен, чтобы объяснить причину этого необыкновенного явления. К тому же, научное его объяснение рассеяло бы, быть может, нашу иллюзию, тогда как мы приняли по своему невежеству орла и молнию за благоприятный признак. Весть об этом случае быстро разнеслась по армии, еще более увеличив ея доверие к своему предводителю»[283].

В.И. Левенштерн (1777–1858).

В ходе проведенной рекогносцировки Кутузов мог составить собственное мнение о предстоящем нападении на отряд Мюрата и, возможно, уже тогда наметил для себя последовательность действий войск в сражении.

«В ночь, — свидетельствует Левенштерн, — с 5 (17) на 6 (18) октября Кутузов оставил свою главную квартиру, находившуюся в Лихачевке (Леташевке — В.Б.), и расположился бивуаком, окруженный войсками»[284]. Вероятно, примерно тогда же к месту предстоящего боя отправился и дежурный генерал в сопровождении офицеров штаба, среди которых был и Михайловский-Данилевский. Последний вспоминал, что «в час полуночи в весьма холодное время мы поехали с Коновницыным в Тарутино; пробыв там несколько времени, мы с рассветом переправились на противоположный берег Нары»[285]. Если учесть, что село Тарутино находилось на левом берегу реки Нары, то, возможно, дежурный генерал со своим окружением останавливался в деревне Гранищево, располагавшейся на правом берегу. Можно предположить, что и Кутузов прибыл в эту деревню, так как вблизи Калужской дороги других населенных пунктов не было[286].

В свою очередь, Беннигсен также готовился к предстоящей атаке. По свидетельству Глинки вечером 16 октября, уже, надо полагать, после отмены наступления войск, «генерал Беннигсен заезжал к генералу Милорадовичу с планами. Они долго наедине советовались»[287]. 17 октября, возвратившись от Кутузова, Беннигсен объявил своему штабу, чтобы все были готовы сопровождать его к седьмому часу вечера[288]. Проконтролировав выступление из лагеря вверенных ему частей, Беннигсен со своим штабом отправился к месту ночлега, который должен был приготовить Дурново, посланный для этого после обеда к авангарду. В 8 с половиной часов вечера исполнявший должность начальника штаба со своим окружением прибыл в подготовленную квартиру[289], располагавшуюся, возможно, в одной из деревень на левом берегу Нары, в районе переправы у села Спасского.

Касаясь событий 17 октября, поручик лейб-гвардии Измайловского полка Л.А. Симанский писал: «Мы с ним (Мессингом — В.Б., по мнению публикатора Журнала Симанского речь идет о А.И. Мессинге — поручике лейб-гвардии Преображенского полка) провели довольно долгое время, и он сказывал, что приготовления эти клонились чтобы его атаковать, но все было откладываемо; наконец опять говорили о походе, под вечер более еще, потом велено скатать шинели и становиться, все это делалось с величайшею тишиною безо всякой гласной команды»[290]. О настроении, царившем в армии накануне наступления, находившийся при 6-м пехотном корпусе артиллерийский офицер Митаревский воспоминал: «Наконец 5 (17) октября приказано было готовиться к выступлению против французов. Сами ли главнокомандующие додумались или до них дошли слухи об общем желании, было не известно, но только все чрезвычайно обрадовались…Большого дела, как под Бородином, не ожидали. Полагали, что у Мюрата тысяч около сорока, а это считали за ничто, и шли как на верную добычу. Взяли для лошадей на лафеты фуража, а людям велели взять сухарей и заготовить говядины. Вечером тронулись в поход»[291].

Русские войска начали выступать из лагеря 17 октября около 7 часов вечера. Как отмечает Симанский, 5-й корпус начал движение в 10 часов, но «пройдя несколько шагов мы остановились за проходом 3-го корпуса»[292]. Следовательно, в течение нескольких часов части покидали Тарутинский лагерь, двигаясь к назначенным им для атаки местам. Через реку Нару войска правого фланга переправились только в полночь[293].