Тарзан и люди-леопарды

– Это была чертовская нагрузка для моих актерских способностей, – признался он. – А знаешь, Старик, тебе тоже не слишком часто удается водить других за нос. Послушать тебя, так ты родился в джунглях и тебя воспитали обезьяны. Но я тебя вмиг раскусил. Тогда я сказал себе: "Малыш, здесь пахнет университетом – либо Йельским, либо Принстонским".

– Однако ты не стал задавать лишних вопросов. Как раз это мне и понравилось в тебе.

– Ты тоже в душу не лезешь. Наверное, поэтому мы и подружились. А тех, кто лезет с расспросами, я бы брал за руку, ласково, но крепко, отводил за сарай и пристреливал. Тогда мир стал бы намного лучше.

– Все так, Малыш, однако растолкуй мне вот что: как это можно быть приятелями в течение целого года, как мы с тобой, и ни черта не знать друг о друге, словно между нами нет доверия.

– Я-то доверяю, однако есть вещи, о которых другим не расскажешь, – ответил Малыш.

– Знаю, – подтвердил Старик. – До сих пор мы избегали говорить о причине, по которой каждый из нас оказался здесь, не так ли? Что до меня, то причиной тому – женщина, потому я их и ненавижу. Мне вполне хватает для удовлетворения мужских потребностей этих туземных "цариц Савских", хоть они и не услаждают обоняния.

– Здоровые дети природы, не обремененные интеллектом и со вшами в волосах, – подхватил Малыш. – Мне достаточно один раз взглянуть на них, не говоря уж об аромате, как я готов уже влюбиться в первую встречную белую женщину.

– Мне это не грозит, – произнес Старик. – Для меня все белые женщины одинаково омерзительны. Не приведи господь, пока я жив, встретиться хоть с одной из них.

– Ого-оо! – с усмешкой протянул Малыш. – Держу пари, что ты втюришься в первую же встречную юбку, было бы только на что держать пари!

– Ты бы лучше подумал о том, что скоро нам будет нечего есть, да и стряпать для нас тоже будет некому, если нам не повезет, – сказал Старик. – Похоже, что все слоны как сквозь землю провалились.

– Старый Боболо клянется, что они здесь водятся, хотя, мне кажется, он просто врет.

– С некоторых пор мне тоже стало так казаться, – признался Старик.

Малыш свернул сигарету.

– Он спит и видит, как бы избавиться от нас, вернее, от тебя.

– С чего ты взял?

– Ему не по душе, что его прелестная дочка липнет к тебе, как к меду. Умеешь ты вскружить голову женщине, Старик.

– Ничего подобного, иначе я не оказался бы здесь, – запротестовал Старик.

– Так я тебе и поверил.

– По-моему, Малыш, ты зациклился на девочках, только о них и говоришь. Забудь про них на минутку и давай обсудим наши дела. Как я уже говорил, необходимо срочно что-то предпринять. Если туземцы, которые пока еще с нами, не увидят хотя бы парочку бивней, то бросят нас к чертям собачьим. Им же не хуже нашего известно – нет слоновой кости, не будет и платы.

– И какой же ты предлагаешь выход? Рожать слонов самим?

– Мы должны найти их. В заповеднике, дружище, их навалом. Только вряд ли они заявятся к нам в лагерь и попросят, чтобы их подстрелили. Туземцы не согласятся нам помочь, поэтому действовать придется самостоятельно. Захватим по паре туземцев и разойдемся в разные стороны. Если один из нас не наткнется на следы слонов, то я – просто зебра.

– И как долго, по-твоему, мы сможем заниматься браконьерством, пока нас не застукают? – поинтересовался Малыш.

– Я занимаюсь этим два года и ни разу не попался, – ответил Старик. – Уверяю тебя, мне вовсе не хочется, чтобы меня застукали. Видел, какие у них тюрьмы?

– Неужели они осмелятся посадить туда белого? – забеспокоился Малыш.

– Еще как осмелятся. От незаконной охоты на слонов они делаются злее самого дьявола.

– Их можно понять, – сказал Малыш. – Дело грязное.

– А то я не знаю… – Старик в сердцах сплюнул. – Но только человеку нужно есть, ведь так? Умей я зарабатывать на хлеб как-то иначе, то не сделался бы браконьером. Ты только не подумай, будто я цепляюсь за эту работу или горжусь собой. Это не так. Просто стараюсь не думать о морали точно так же, как пытаюсь забыть о том, что некогда в прошлом был порядочным человеком. Это говорю тебе я, босяк, опустившийся грязный забулдыга, но даже босяки цепляются за жизнь, впрочем, неизвестно зачем. Я всегда лез на рожон, но всякий раз ухитрялся выходить сухим из воды. Ни одному человеку я не сделал в жизни ничего хорошего, никто не помянул меня добрым словом, а если бы помянул, я бы сдох от удивления. Видимо, на таких, как я, положил глаз сам дьявол и делает все, чтобы при жизни мы мучились как можно дольше, чтобы напоследок швырнуть в адский огонь и кипящую серу.

– Не слишком задавайся, – сказал Малыш. – Я точно такой же босяк, как и ты. И мне точно так же необходимо думать о хлебе насущном. Кончай про мораль и займемся-ка делом.

– С утра и начнем, – согласился Старик.

* * *

В центре галдящей толпы жителей деревни Тамбай молча стоял мушимо, скрестив руки на груди. На его плече примостился дух Ниамвеги. В отличие от незнакомца, он отнюдь не безмолвствовал. На его счастье, туземцы не понимали речей духа Ниамвеги, а не то ему бы непоздоровилось.