Тарзан и золотой лев

Тем временем в тронный зал привели оставшихся в живых болгани, которые прятались в разных помещениях дворца. Здесь им был предоставлен выбор: остаться в долине рабами или же навсегда покинуть страну. Присутствующие гомангани хотели тут же расправиться с ними, но новый правитель запретил им делать это.

– Куда же мы пойдем, если покинем долину алмазов? – спросил один из болгани. – Что находится за городом Опаром, нам не известно, а в самом Опаре мы можем встретить лишь врагов.

Тарзан сидел, насмешливо глядя на них, и молчал, пока старейшины вносили свои предложения относительно дальнейшей судьбы болгани, наконец, поднялся и обратился к ним.

– Вас тут около сотни, – сказал он, – и вы смелые существа и храбрые воины. Рядом со мной сидит Лэ, верховная жрица и королева Опара. Злобный тиран незаконно отнял у нее власть и захватил трон. Завтра мы идем в Опар с самыми смелыми гомангани, чтобы наказать Каджа, предателя и изменника, и вернуть трон Лэ. Но там, где однажды были посеяны семена измены, они всегда могут прорасти вновь. Потребуется немало времени, прежде чем Лэ будет в полной безопасности. Вот обстоятельство, которое дает вам шанс. Идите вместе с нами в Опар, сражайтесь с нами за восстановление власти Лэ, а потом, когда борьба закончится, оставайтесь там в качестве телохранителей Лэ, чтобы защищать ее не только от внешних врагов, но и от внутренних.

Болгани обсуждали это предложение несколько минут, а затем один из них подошел к Тарзану.

– Мы согласны, – сказал он.

– И вы будете преданы Лэ? – спросил человек-обезьяна.

– Мы никогда не изменяем присяге, – обиделся болгани.

– Ладно, – воскликнул Тарзан, – А вы, Лэ, довольны таким решением?

– Я принимаю их на службу, – ответила Лэ. Ранним утром следующего дня Тарзан и Лэ в сопровождении трехтысячного отряда гомангани и сотни болгани выступили в поход. У них не было никакого плана, они просто шли через долину прямо к крепостным стенам.

Маленькая серая обезьянка сидела среди виноградных лоз на стене храма и дремала, покачивая головой из стороны в сторону. Внезапно проснувшись, она заинтересовалась тем, что происходило внизу и разволновалась до такой степени, что забыла даже почесать свое брюшко – занятие, которому она любила предаваться в часы досуга. Чем ближе приближалась колонна воинов, тем сильнее росло возбуждение ману-обезьянки. Когда же до нее дошло огромное число гомангани, она буквально подскочила. Она не верила своим глазам, но последний каплей, заставившей ее броситься ко дворцу Опара, был вид болгани – ужасных великанов-людоедов.

* * *

Кажд находился во внутреннем дворе храма, где во время восхода солнца он приносил жертву Пламенеющему Богу. Рядом стояли младшие жрецы и Оу со своими жрицами. То, что между Каджем и Оу существовали разногласия, было видно с первого взгляда.

– Ты опять превысил свои полномочия, верховный жрец, – говорила Оу с горечью. – Только я, верховная жрица, имею право приносить жертву Пламенеющему Богу, но ты вновь оскверняешь священный кинжал своей недостойной рукой.

– Молчи, женщина, – огрызнулся Кадж. – Я – повелитель Опара и верховный жрец, а ты – никто. Не испытывай мое терпение, иначе на своей шкуре испытаешь действие священного кинжала.

Откровенная угроза, прозвучавшая из уст Каджа, не осталась незамеченной окружающими. Как бы мало они ни считались с Оу, но ее высокое положение требовало соблюдения некоего этикета.

– Поостерегись, Кадж, – предупредил один из старших жрецов. – Есть границы, за которые даже ты не имеешь права переступать.

– Ты смеешь мне угрожать? – воскликнул Кадж с фанатичным блеском в глазах. – Ты осмеливаешься угрожать мне, Каджу, верховному жрецу Пламенеющего Бога?

С этими словами он подскочил к оскорбившему его жрецу, угрожающе подняв кинжал над головой. Как раз в этот момент в проеме, ведущем во внутренний двор, появилась маленькая серая обезьянка, испуганная и отчаянно верещавшая.

– Болгани! Болгани! – кричала она. – Болгани идут!

Кадж остановился и повернулся к ману, его рука, сжимавшая кинжал, опустилась.

– Ты видела их, ману? – спросил он. – Ты говоришь правду? Если это одна из твоих шуток, то она будет последней в твоей жизни!

– Я говорю правду, – забормотала маленькая ману. – Я видела их собственными глазами.

– Много их? – спросил Кадж. – Как близко подошли они к Опару?

– Их много, как листьев на деревьях, – ответила ману, – и они уже у стен города – болгани и гомангани. Они вырастают, как трава, которая растет в ущельях, где прохладно и сыро.

Кадж повернулся, поднял лицо к солнцу, и издал долгий протяжный крик, закончившийся пронзительным визгом. Трижды страшно прокричал он, а затем приказал всем следовать за ним. Он бросился прежде всего ко дворцу. Когда Кадж спешил по древней аллее, со всех сторон к нему присоединялись коренастые волосатые воины, вооруженные тяжелыми топорами и мечами. Визжа и бранясь, над ними в древесной листве носились с десяток или более маленьких серых обезьян.

– Не здесь! – кричали они. – Не здесь! – и указывали на юг.