Тарзан Непобедимый

Тарзан выбрал большой камень, которых здесь валялось в избытке, и когда голова отряда преодолела половину подъема, а остальные растянулись следом цепочкой, человек-обезьяна столкнул камень вниз. В своем падении валун слегка задел Зверева, ударился чуть ниже о выступ, пролетел над головой Коулта и увлек за собой двоих воинов Китембо, погибших в одночасье.

Подъем немедленно прекратился. Несколько чернокожих, сопровождавших первую экспедицию, поспешили назад. Экспедиции, которая и без того нервничала по мере приближения к Опару, грозила полная дезорганизация и крах.

– Остановите проклятых трусов! – крикнул Зверев Дорскому и Ивичу, замыкавшим шествие. – Кто вызовется подняться наверх на разведку?

– Я пойду, – сказал Ромеро.

– И я, – вызвался Коулт.

– Кто еще? – приказным тоном спросил Зверев, но больше добровольцев не оказалось.

Мексиканец и американец не мешкая полезли наверх.

– Прикройте нас огнем, – прокричал Звереву Коулт. – Чтобы они отошли от края.

Зверев отдал распоряжение нескольким аскари, не примкнувшим к убегающим, и когда раздались выстрелы, приободрились обратившиеся в бегство. Вскоре Дорский и Ивич собрали людей, и восхождение возобновилось.

Прекрасно сознавая, что в одиночку ему продвижение отряда не остановить, Тарзан быстро отступил от края скалы к груде гранитных обломков, где решил укрыться и где, как он знал, к подножию скалы спускалась крутая тропинка. Отсюда можно было вести наблюдение или в случае необходимости быстро ретироваться.

На вершине показались Ромеро и Коулт, в котором Тарзан моментально узнал человека, виденного им в базовом лагере захватчиков. Тогда внешний вид молодого американца произвел на него благоприятное впечатление, а сейчас Тарзан признал и несомненное мужество как американца, так и его спутника, вызвавшегося возглавить подъем, невзирая на неведомую опасность.

Ромеро и Коулт быстро огляделись по сторонам, но никого не обнаружили, о чем сообщили вниз.

Из своего укрытия Тарзан наблюдал за тем, как экспедиция преодолела вершину и зашагала в сторону Опара. Он знал, что сокровищниц Опара им не найти, а теперь, когда выяснилось, что Лэ в Опаре нет, его не тревожила судьба тех, кто восстал против нее. Экспедиции не удастся осуществить свои замыслы, о которых он услышал от Зоры Дрыновой, когда та просвещала Коулта. Он знал, что рано или поздно они вернутся в базовый лагерь, а он тем временем продолжит поиски Лэ. И Тарзан из племени обезьян перевалил через край скалы и быстро спустился в лес, предоставив Звереву вести в Опар очередную экспедицию.

Неподалеку от опушки леса на берегу реки имелось прекрасное место для лагеря, и, заметив, что экспедиция идет без носильщиков, Тарзан естественно предположил, что они разбили временный лагерь на подходах к городу, и ему пришла в голову мысль, что, возможно, Лэ захвачена в плен и содержится в этом лагере.

Как он и предполагал, на том самом месте, где и он с воинами вазири не раз устраивал привалы, оказался лагерь. Пришельцы починили поставленную много лет тому назад изгородь из колючей проволоки, а внутри соорудили грубые хижины, в центре же стояли палатки белых людей. В тени деревьев подремывали носильщики, один-единственный аскари делал вид, будто несет вахту, в то время как его товарищи устроились на земле в ленивых позах, отложив винтовки, но Лэ из Опара Тарзан так и не увидел. Он отошел и встал лицом против ветра, надеясь почуять ее запах, если она находится в плену. Однако едкий запах дыма и запах тел чернокожих оказался таким сильным, что вполне мог поглотить запах Лэ. Тогда он решил дождаться темноты, чтобы получше осмотреть лагерь; в этом решении его укрепило оружие, которое он заметил и в котором отчаянно нуждался. Все воины были вооружены винтовками, а кое-кто, по привычке не расставаясь с оружием предков, имел при себе лук и стрелы, не говоря уже о копьях.

Поскольку Тарзан два дня практически не ел, перекусив в самом начале сырым мясом Хорты, то он жутко проголодался. Обнаружив исчезновение Лэ, он спрятал мясо кабана на дереве, где они ночевали, и отправился на безуспешные ее поиски. Тарзан решил в ожидании темноты поохотиться, и на сей раз его добычей стала Бара-антилопа, и он уже не бросил убитой им туши, пока не утолил голод. Затем залег на ближайшем дереве и заснул.

* * *

Ненависть, которую Абу Батн испытывал к Звереву, глубоко коренилась в его врожденной расовой неприязни к европейцам и их религии и усилилась, когда тот обвинил араба и его сподвижников в трусости.

– Неверная собака! – негодовал шейх. – Он назвал нас, бедуинов, трусами и оставил охранять лагерь и женщину, словно каких-то стариков или мальчишек.

– Он всего лишь орудие в руках Аллаха, – произнес другой араб, – в том великом деле, которое избавит Африку от всех белых.

– Какое у нас есть доказательство, что эти люди сделают так, как обещают? Я предпочел бы быть свободным в своей пустыне и самостоятельно сколотить пусть скудное состояние, нежели и дальше торчать в одном лагере с этими белыми свиньями.

– Мерзкие твари, – пробурчал третий.