Тарзан

– Все очень просто, – сказал Тарзан, – но, боюсь, что никому из вас меня не понять. Я – Тарзан из племени обезьян. Я прожил здесь почти всю свою жизнь точно в таких же условиях, что и другие звери. Звери полагаются на определенные органы чувств гораздо в большей степени, чем цивилизованные люди. У некоторых из животных чрезвычайно острый слух. Другие отличаются превосходным зрением. Но наиболее развитым у всех является чувство обоняния.

Без хотя бы одного из этих чувств невозможно выжить. Будучи человеком, а значит, естественно, наиболее беззащитным из зверей, я был вынужден развивать все из них. Смерть имеет свой особый запах. Он появляется почти сразу же после кончины. Пока я обогревался у костра и разговаривал с аскари, ветер посвежел и изменил свое направление. Он донес до моих ноздрей свидетельство о том, что неподалеку лежит мертвый человек, вероятно, в какой-то из палаток.

– Бред какой-то, – с отвращением сказал Смит. Годенский нервически рассмеялся.

– Он небось про себя думает, что мы тоже сумасшедшие, если поверим такому рассказу.

– Я думаю, он как раз тот, кто нам нужен, – сказал Трент. – Маньяк вовсе не обязан иметь мотивы для убийства.

– М-р Трент прав, – согласился Голт. – Давайте-ка лучше свяжем его и доставим в Бангали.

Никто из этих людей Тарзана не знал. Никто из них не смог истолковать то странное выражение, которое вдруг появилось в его серых глазах. Голт двинулся к нему, Тарзан попятился. Тогда Трент выхватил револьвер и наставил на Тарзана.

– Одно неосторожное движение, и я тебя застрелю, – произнес Трент.

Может, намерения Трента и были самыми благими, но тактику он выбрал неверную. Помимо прочего, он сделал две роковые ошибки. Он стоял слишком близко от Тарзана и не выстрелил сразу же после того, как выхватил оружие.

Тарзан выбросил руку вперед и перехватил его запястье. Трент нажал на курок, но пуля всего лишь вонзилась в землю. Человек-обезьяна стиснул его запястье посильнее, и Трент, вскрикнув от боли, выронил оружие. Все это произошло мгновенно, и Тарзан попятился от людей, загораживаясь Трентом, словно щитом.

Люди не смели стрелять, опасаясь попасть в Трента. Голт и Рамсгейт ринулись вперед. Тарзан, держа одной рукой Трента, другой вытащил свой охотничий нож.

– Ни с места, – сказал он, – иначе убью. Он произнес эти слова тихим ровным голосом, в котором однако ощущались острые металлические нотки. Голт и Рамсгейт остановились, и тогда Тарзан начал отступать в сторону леса, спускавшегося к границе лагеря.

– Что же вы стоите, как истуканы? – выкрикнул Трент. – Неужели вы позволите этому маньяку утащить меня в лес и зарезать?

– Что же нам делать? – вскричал Романов, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Мы ничего не можем предпринять, – сказал Рамсгейт. – Если мы попытаемся его схватить, он наверняка убьет Трента. Если мы этого не сделаем, может, он и отпустит его.

– Я думаю, мы должны задержать его, – высказал предположение Голт, но добровольцев не нашлось, и в следующий миг Тарзан исчез в лесу, волоча с собой Трента…

В то утро отряду не удалось выступить в путь рано, и задолго до того, как люди двинулись в поход, из леса вышел Трент и вернулся к своим. Он весь дрожал от испуга.

– Дайте-ка мне глоток бренди, Джон, – обратился он к Рамсгейту. – Боюсь, что демон сломал мне запястье. Боже, я совсем расклеился. Это не человек. Он обращался со мной так, словно я ребенок. Когда же убедился, что погони за ним нет, отпустил меня. И затем залез на дерево, словно мартышка, и скрылся по деревьям. Говорю вам, это сверхъестественно.

– Он ничего с вами не сделал после того, как уволок из лагеря? – поинтересовался Рамсгейт.

– Нет. Просто тащил за собой. Ни словечка не сказал, ни полсловечка. Такое ощущение, будто… будто тебя волочит лев.

– Хочется верить, что больше мы его не увидим, – с надеждой в голосе промолвил Рамсгейт.

– Да уж, сомневаться не приходится, – отозвался Трент. – Наверняка он и убил беднягу Бертона и теперь смылся.

Отряд медленно тронулся в путь, унося с собой тело Бертона на наспех сколоченных носилках. Четверо носильщиков с убитым замыкали шествие, а Барбара шла в голове колонны, рядом со своим братом, чтобы не видеть этого скорбного зрелища.

До Бангали они в тот день не добрались, и пришлось снова разбить лагерь. Все пребывали в унынии. Среди туземцев не слышалось ни смеха, ни пения; и сразу после ужина все разошлись по палаткам спать.

Около полуночи лагерь проснулся от дикого крика и выстрела. Из палатки выбежал Смит, деливший ее с Питерсом. Рамсгейт вскочил с койки и выбежал наружу в одной пижаме, едва не сбив с ног Смита.

– В чем дело, приятель? Ради Бога, что произошло?

– Этот сумасшедший гигант, – закричал Смит. – Он опять был здесь. На сей раз он убил беднягу Питерсона. Я выстрелил в него. Думаю, ранил, но точно не знаю. Не уверен.

– Куда он пошел? – коротко спросил Рамсгейт.

– Вон туда, в джунгли. – И запыхавшийся Смит указал направление рукой.

Рамсгейт покачал головой.

– Погоня бессмысленна, – сказал он. – Нам его ни за что не найти.