Раздается скрип, и в поле моего зрения появляется любопытное лицо Пола. Я смотрю ему в глаза:
— Мне может нравиться чужая внешность, даже если я не хочу видеть людей обнаженными. Так, на всякий случай.
Пол медленно кивает:
— Прости, я не знал. Понимаешь, после того, как ты… Прости, я просто подумал…
Над нами нависает воспоминание о разговоре, который за несколько месяцев не потускнел в памяти и не стал менее неловким, как будто все происходило час назад. Но я не хочу ни вспоминать, ни обсуждать это, и отвечаю:
— Не надо извиняться.
— Ладно, тогда, извини, конечно, но он тебе нравится?
Кажется, к моим щекам приливает не кровь, а грязь.
— Ну… Наверно… То есть… Ну, не в том смысле, что…
— Хорошо, хорошо. Я понял.
— Проехали, — я сама морщусь от того, с каким нажимом говорю.
— Хм. Фом… — Пол пробует имя на вкус, выделяя «ф», и это его забавляет.
Жаль, что у меня нет второго шарика для пинг-понга, чтобы запустить в него.
— Слушай, твое имя ничем не лучше!
— Я и не спорил.
На мою голову вдруг что-то опускается и тут же поднимается обратно. Пол бьет меня по голове ракеткой.
— Чего?
— Предлагаю сыграть еще партию, — отвечает он. — В последний раз ты почти выиграла.
— Только потому, что ты поддался!
— Это оскорбление. Я играл в полную силу!
Я сажусь и качаю головой:
— Ты просто хочешь порисоваться.
— Не отрицаю.
— Жалкое зрелище. — Я разворачиваюсь и свешиваю ноги со стола.
По комнате эхом прокатывается громкий треск. Я внезапно и необъяснимо теряю равновесие. Затем почему-то скольжу по столу вниз под совершенно непонятным углом. Пол что-то вопит за секунду до того, как я врезаюсь прямо в него, и моя нога отзывается острой болью.
Через несколько секунд до моего ошарашенного сознания доходит, что случилось. Я истерически хохочу до слез.
— Охренеть, — выговариваю я. — Мы сломали стол.
9
Мы стоим у поверженного стола и пытаемся оценить ущерб. Пол предположил, что мы слишком сильно надавили на середину, так что средние ножки подломились, и в итоге две половинки стола врезались друг в друга, подняв целый фонтан голубых щепок.
— Это был производственный брак, — рассуждает друг. — Или винтики в ножках плохо затянуты.
— Или стол не был рассчитан на то, что на него сядут два здоровых лба? — вставляю я.
Пол задумывается над этим. От предложения возместить часть ущерба он только отмахивается:
— Я, в конце концов, мужчина, — замечает он. — Значит, если дело было в весе, это все моя вина.
Я смотрю на него с укором, но не возражаю. Не то настроение, чтобы обсуждать, кто и насколько тяжелее. Я прекрасно знаю, что вешу фунтов на тридцать больше, чем положено по стандартам красоты от Cosmopolitan.
Когда мы уже выходим из игровой, я замечаю у себя на ноге кровь. Там красуется длинный, тонкий порез, на который уйдет добрых три куска пластыря.
— Родители никогда больше не разрешат мне играть с тобой, — говорю я очень серьезным голосом. И, раз уж мы о родителях: — Надо сказать твоему папе.
Пол кивает:
— Только его нет дома. У них какая-то деловая встреча.
— Все равно мы должны сказать ему вместе!
— Таш, мне девятнадцать. Я уж как-нибудь наберусь смелости ему сказать.
— Ладно, — неохотно соглашаюсь я. — Но, если понадобится помощь, зови, я приду. Или можешь просто все свалить на меня.
— Если хочешь, оставайся. Скоро и Джек вернется.
— Я обещала поужинать с родителями. Хотя мне немного неловко, что я ломаю твою мебель и убегаю.
Пол только плечами пожимает:
— Я - плохой хозяин, ты - плохой гость. Теперь мы квиты.
***
К ужину папа готовит огромную миску шпинатного салата с козьим сыром, ломтиками слив, карамелизованным луком и жареным миндалем. Себе он еще дорезал запеченную куриную грудку, но я не понимаю, почему второй кусок курицы завернут в фольгу.
— Клавдия не придет, что ли?
— Написала, что переночует у Дженны, — отвечает мама.
Ну да, точно. Ей надо наслаждаться летом на полную катушку.
С той ссоры мы еще не разговаривали. Последние пару дней мы лишь обменивались ледяными взглядами и пару раз столкнулись на лестнице. У нас началась настоящая холодная война, и я уж точно не собираюсь прощать ее первой. Неправа здесь она. Мне пришлось просидеть немало часов, вместе с Джек и одной, чтобы хоть как-то привести сценарий в порядок после ухода Клавдии.
Конечно, Долли не такой важный персонаж как Анна Каренина или хотя бы Китти, но наш с Джек сценарий очень насыщенный. Так что каждый эпизод влияет на следующие, и нет ни одной лишней реплики. Вырезать все слова Клавдии было легко, это даже доставило мне мрачное удовлетворение, но залатать образовавшиеся дыры оказалось куда сложнее. Меня больше всего волновало, как впихнуть обратно в сюжет Стиву, которого играет Брукс. Он почти не появляется на сцене без Долли, а я не хочу вычеркивать его из сериала, тем более сейчас, когда мы начали набирать популярность.