Таш любит Толстого (ЛП)

— Черт, — повторяю я. — Это ведь какая-то ошибка, да?

— Что-то произошло, — отвечает Джек. — Наверно, какая-то большая шишка что-то про нас сказала. Это единственное объяснение.

Я все еще таращусь на экран, когда слева материализуется чья-то рука. Я поднимаю голову: мама тянется ко мне через папины ноги и строго смотрит на меня уже безо всяких шуток. Она хватает телефон и поднимает бровь, как бы говоря: «Наташа Зеленка, неужели я слишком многого хочу, когда прошу тебя посвятить час времени этому важному для нашей семьи событию?»

Я мотаю головой. Удовлетворенная, мама разжимает руку. Вот такая у меня мама, вроде и строгая, но ее так легко задобрить, что вся ее строгость сходит на нет. Я возвращаю Джек телефон и больше не свожу глаз со сцены, как образцовая дочка. Шутка дня: все знают, что это место давно и прочно занято Клавдией.

Клавдия симпатичнее, выше и умнее меня. Никто никогда не говорил мне этого вслух, все и так очевидно до боли - до боли от ампутации без наркоза. Осенью она уезжает учиться в университет Вандербильта, а после него планирует получить докторскую степень по химическому машиностроению. А потом она будет строить химические машины, выйдет замуж, родит семерых детей и, наверно, между делом станет президентом.

Я совершенно не завидую ее идеальной жизни, потому что это значит вот что - ко мне будут куда меньше приставать с требованиями найти мужа и плодить потомство. У меня такая теория: пока старший ребенок делает все как надо, младший может пускаться во все тяжкие. Взять хоть Уильяма и Гарри. Принц Гарри - это я. Вот только я веду свой род от чешских политических диссидентов и новозеландских рыботорговцев, а не от британских королей. И, как уже было сказано, самая горячая у нас в семье тоже не я.

Так что пусть Клавдия забирает мудрость и материнство, а я с радостью похлопаю с трибун. В переносном смысле или, как сегодня, в буквальном. Но, черт возьми, сорок. С лишним. Тысяч подписчиков. И это я еще просмотры не видела.

Сцену топчут выпускники с фамилиями на «П», но мои мысли сейчас блуждают далеко от школьного стадиона посреди штата Кентукки и теряются где-то в интернете. Джек права: должно быть, кто-то - кто-то очень серьезный - умудрился нас упомянуть. Но кто? И что там о нас сказано, хотя бы что-то хорошее?

И тут мне становится дурно. При виде этих волшебных пяти цифр меня захлестнула эйфория, но теперь я начинаю думать, что случилось что-то плохое. Что если нас раскритиковали в пух и прах? Но не будут же люди подписываться на канал с какой-то дрянью? Или будут? Кто в этом вообще разбирается, профессиональные пиарщики? Где найти видео с руководством, как жить, если твои ролики становятся вирусными?

«Вирусный», по-моему, отвратительное слово. Как будто интернет-сообщество это одно огромное больное тело, съедаемое одной болезнью за другой. Разве нельзя придумать термин поприятнее? Например, «ролик становится сверхновой звездой». Это и звучит круче, и, похоже, аналогия гораздо точнее: мощный взрыв, а потом постепенное угасание.

И, похоже, проект Seedling Productions становится сверхновой звездой прямо сейчас. Мы мчимся вперед в буйстве света и цвета прямо в тот момент, когда мне стоило бы размышлять над торжественной речью и пускать слезу, глядя, как сестра перекидывает кисточку на шапке выпускника справа налево. И почему это не могло случиться посреди января, когда было холодно и пусто, время текло вдвое медленнее, и я от нечего делать запоем смотрела «Друзей» по «Нетфликсу». Все десять сезонов подряд. Почему это происходит сейчас, одновременно с другим Жизненно Важным Событием?

Краем глаза я вижу, как дрожат колени у Джек, и как ее пальцы летают по экрану.

«Всего один час, — говорю я себе. — Один час можно пережить».

Мой организм со мной не согласен и, кажется, выделяет слишком много желудочного сока. В мозгу бушуют бесконечные перспективы. Хэштеги, фан-арт, посты в блогах - и все это про нас. Может, даже… «Золотая туба»?

«Хватит, Таш, — говорю я себе. — Дыши ровно».

Между тем церемония добралась до буквы «Т», и к сцене тянется последняя порция выпускников. Я вижу Клавдию; на ее темно-зеленой шапке выпускника стразами выложено: «Поступаю в Город Музыки».

Может быть, когда Клавдия узнает новости, она решит остаться в Лексингтоне и дальше сниматься с нами. Может быть, она перечитает все статьи, которые я ей посылала, и осознает наконец, что свободный год между школой и колледжем поможет ей более полно и гармонично развиться как личности.

«Если бы я шла в театр или кино, это было бы чудесно, — ответила мне Клавдия, когда я пыталась ее в этом убедить. — Но вряд ли хоть одного инженера впечатлит, что я буду год играться с камерой».