Таш любит Толстого (ЛП)

— О боже, только не феминистский бред... Мы так здорово провели вечер! Если я чем-то тебя напугал или разочаровал, могла бы так и сказать.

— Почему ты так поздно приехал?

Меня саму поражают мои слова. Их внезапность и резкость. Мой вопрос прорезает воздух между мной и Фомом, вынуждая ответить.

— В смысле?

Я повторяю вопрос холодно и уверенно:

— Почему ты так сильно опоздал? Мы договорились встретиться в полдень. Ты мне так ничего и не объяснил. Вылет, что ли, задержали?

Фом медленно мотает головой:

— Нет, просто... подвернулись кое-какие дела. Ладно, я встретил ребят, с которыми познакомился в прошлом году, и они предложили мне пообедать вместе. Я пытался отделаться от них как можно скорее, честно. Но, полагаю, это не совсем твое дело.

— Ясно, ты просто налаживал связи, — неживым голосом произношу я. — И это, конечно, куда важнее, чем сдержать слово!

— Ого, Тэш, ты знаешь толк в мелодрамах! Это было не обещание, а просто ничего не значащая предварительная договоренность.

— Отлично, — отвечаю я. — Значит, я для тебя - просто ничего не значащая договоренность?

— Знаешь что? Да, так, видимо, и есть.

Он направляется к двери, и я не могу пойти за ним. Я как будто окаменела, и стул подо мной окаменел тоже. Мы стали единой каменной статуей.

Фом берется за дверную ручку:

— Пойду отсюда. Ты ведь этого хочешь, да?

Можно броситься за ним. Можно даже поцеловать его. Я могу цепляться за Фома, как цеплялась за Джастина Рана, но я буду делать это не ради себя, а ради него. К черту. Нельзя до такой степени думать только о других.

К тому же, я приросла к стулу.

Я не отклеиваюсь от него очень, очень долгое время. Фом уже давно закрыл за собой дверь. Я уже давно отсидела ноги. И, кажется, успела разложиться и истлеть. Я не шевелюсь до тех пор, пока у меня не пересыхает в горле. Я открываю стоящий у кофе-машины пластиковый стаканчик с крышкой и наполняю его водой из-под крана. Я выпиваю три стакана, но жажда не уходит. Поэтому достаю кошелек и выхожу из комнаты. Где-то рядом с генератором льда стоял автомат с напитками, и я направляюсь к нему. Может быть, мое тело просто хочет сахара и газа.

Я изучаю выбор напитков, скармливаю машине две долларовых купюры и забираю бутылку «колы зеро» и пятьдесят центов сдачи. Когда я уже стою у своей двери и достаю ключ, меня окликают из-за спины. Я оборачиваюсь: в коридоре, в паре дверей от меня, стоит Джордж Коннор собственной персоной. У него тоже ключ в руках.

— Какое совпадение! — произносит он, поводя рукой в сторону наших дверей.

Я механически киваю:

— Ага.

Почему Джордж решил завести светскую беседу именно сейчас?

Он хмурится и подходит чуть ближе:

— Все в порядке?

Я громко шмыгаю носом и тру между пальцами два четвертака.

— Да, конечно.

— У тебя такой вид, как будто ты плакала.

С чего вдруг Джордж решил проявить заботу?

— Видимо, потому, что я плакала.

— Ты точно в порядке?

Раз уж сегодня я такая честная, я отвечаю:

— Нет.

Джордж убирает ключ в карман, подходит к моей двери и пристально всматривается в мое лицо, как будто я на его глазах превращаюсь в мутанта.

— Что случилось? — спрашивает он.

Я пытаюсь придумать такой ответ, после которого он тут же свернет разговор, и останавливаюсь на «меня обидел парень».

Но Джордж даже не морщится. Он любезно подтверждает:

— Да, парни идиоты.

Я смеюсь и плачу одновременно - выглядит, должно быть, отвратительно. Джордж предлагает:

— Давай ты присядешь? Тебе надо успокоиться.

Я опускаюсь на пол прямо у двери, Джордж садится рядом.

Через некоторое время я спрашиваю:

— Как ты думаешь, что важнее, честность или счастье?

— Честность, — немедленно отвечает Джордж, как будто всю жизнь готовился к этой экзистенциальной беседе.

— А почему?

— У меня такое актерское кредо: честность превыше всего. Даже если все ненавидят тебя за это, надо быть честным. Надо относиться к делу серьезно, вживаться в роль и делать что-то настоящее. О счастье никто даже не говорит.

Мне хочется рассмеяться ему в лицо.

— Надутый индюк! — отзываюсь я, хотя сейчас он ведет себя лучше, чем когда-либо на моей памяти.

— Знаю, — отвечает он. — Но такова уж цена хорошей актерской игры. Если ты честный и серьезно относишься к своему занятию, с тобой становится сложно иметь дело. Многим ты перестаешь нравиться.

— Кто сказал? — подначиваю его я.

— Да взгляни на любого великого человека! Марлон Брандо, Дастин Хоффман, Джеймс Дин...

— Кубрик, — задумчиво добавляю я. — Коппола...

— Думаю, большинство великих были теми еще гадами.

— Никогда не встречайся с кумирами, — тихо вспоминаю я.

— То есть ты меня понимаешь.

Я стараюсь не обращать внимания на то, что Джордж только что сравнил себя с Джеймсом Дином, и отвечаю:

— Кажется, понимаю.

— Это видно, — замечает он. — На съемках.

— Погоди, ты хочешь сказать, что я веду себя как сволочь?