Таштагольская история

Теперь, с позиции сегодняшнего дня, все это представляется некоей наивностью: тяжелые рельсы давно в шахте, а затраты на их укладку окупились за счет средств, выделяемых на ремонт пути. Окупились, ибо за период эксплуатации не пришлось заменить ни одного метра рельсов. Случаи схода вагонов превратились из обыденности в ЧП.

Что касается технической трудности со спуском в шахту рельсовых звеньев, разрешили ее просто: попилили рельсы на куски, спустили, а тут, под землей, призвали на помощь электросварку. И уж коль скоро начали варить, решили не ограничиваться обычными двенадцатиметровыми отрезками, а составили сплошные плети от стрелки до стрелки, без стыков. Такой путь называют бархатным: вези по нему бокал с шампанским до краев — не расплещется.

Дубынин шагал по штреку в группе гостей вслед за Громадским, вслушивался в негромкий голос его, но уже не слышал, о чем директор рудника рассказывает, а думал о переменах, какие произошли под землей за последние годы.

И не только в сфере чисто, так сказать, производственной, не только в смысле технического прогресса. Не на одних, словом, решающих направлениях. Взять хотя бы тот же «поход против сухомятки» — мог вроде быть, а мог и не быть. Горняки, во всяком случае, никаких требований к руководству не предъявляли, казалось само собой разумеющимся: собираешься на работу — бери из дома сверток с ломтем хлеба, парой вкрутую сваренных яиц, куском колбасы. Традиционная, от века, сухомятка.

А теперь как? Настало время пошабашить — шагай в столовую, которая ближе к твоему забою (их пока две под землей), там сытный и — что немаловажно! — горячий обед из трех блюд, и все за двугривенный! Только двадцать копеек из твоего кошелька, остальное будет покрыто из директорского фонда.

Далеким и странным кажется сейчас время, когда обходились ломтем хлеба и куском колбасы.

А разве не кажется невероятно далеким и странным время, когда отсутствовали под землей телефоны? Теперь-то вон они, чуть не на каждом шагу. Выдалась свободная минута, можешь набрать, скажем, домашний номер: «Сынок, ты все уроки приготовил?» Или позвонить в Новосибирск профессору Дубынину и поинтересоваться под горячую руку, «что он думал своей профессорской головой», предлагая такое-то новшество, которое, увы, не желает вписываться в устоявшийся рабочий процесс…

Многое кажется сегодня невероятно далеким и странным, совсем иной стала в шахте атмосфера, с иными мерками подходят теперь люди к своей работе, к себе. К своему местоположению в коллективе. И правильно сказал он Громадскому: не будь этой новой атмосферы, еще неизвестно, была ли бы новая технология…

Дубынина отвлек от этих мыслей низкий звук сирены электровоза: из-за поворота навстречу им выкатился рудный маршрут.

— Вот они, наглядные результаты действия новой системы! — с шутливым пафосом воскликнул Богодяш. — Наверное, сейчас мы увидим и саму систему?

— Не спеши, — остудил его Громадский. — В соответствии с намеченной программой решено прежде показать вам старые участки.

Директор рудника повел гостей в отработанную штольню.

Железная руда в Таштаголе, — рассказывал он по дороге, — залегает в земной толще в виде мощных, на километры раскинувшихся вкраплений. Приступая к разработке очередной такой линзы, мы разбиваем рудное тело на этажи, средняя высота которых семьдесят метров, а протяженность — от одного до другого края линзы…

Дубынин недоумевал, зачем Громадскому понадобилось это предисловие. Все стало ясным, когда пришли в старый забой, напоминавший нору, уходящую круто вверх. Без упоминаний о семидесятиметровом междуэтажье действительно нельзя было в полной мере оценить всю дьявольскую сущность применявшегося здесь метода. Чтобы взять руду, ее нужно отколоть, или, как выражаются горняки, отбить от целика. Отбойка ведется с помощью взрывчатки. Так вот, тут применялся для отбойки метод массовых мелких взрывов, когда взрывчатка закладывалась в целую серию высверленных в рудном теле небольших отверстий. Их, эти отверстия, именуют шпурами — отсюда и название метода: мелкошпуровой.

Сначала прогрызается снизу вверх забой — нора. Нет, не на всю высоту сразу, а на десяток метров кверху и что-нибудь около метра в диаметре. Потом в эту нору заползают с ручным буровым инструментом горняки и, скрючившись в три погибели и подсвечивая себе шахтерскими лампочками, сверлят в стенах шпуры, заполняют аммонитом, подводят бикфордов шнур — и давай бог ноги!

После взрыва надо переждать: пусть обвалится все, чему положено обвалиться. Пусть обвалятся глыбы, которые почему-либо удержались — не рухнули тотчас после взрыва, от первого толчка, и теперь должны, просто обязаны упасть под действием собственной тяжести.