ТАСС уполномочен заявить

— Как будто я не знаю, что в наше время все решает не главный, а пятый! Мне неизвестно, какую ступеньку вы занимаете в кино, что такое ассистент и больше ли это помощника, но не надо спорить: что вы ему принесете на стол, то, буквально, и пойдет в кино. Разве у нас не так? Во-первых, начальник райпродторга меня никогда не примет, он для нас как римский папа, и с вопросом к нему нечего лезть. Надо подкрасться к секретарше! А у нее все хорошо с кишечным трактом и почки работают, как космические системы, — так что «Нафтуся» ни к чему. Но она мечтает достать колготки-сеточку, а заведующий секцией язвенник, и я оставляю ему «Славяновскую» и «Витаутас» — вот вам колготки-сеточка, вот вам наряд на тару… А что, эта тара нужна мне, да?! Она, буквально, нужна трудящимся. Ну, хорошо, ну я получу четвертак, ах, какой страшный гешефт! Цизин получил четвертак за то, что хорошо обслужил язвенников! Так они ж добрее будут, они не станут пить кровь народа во время рабочего дня, если я отоварю их «Смирновской»! Так о ком я забочусь?! О своей выгоде или общественном благе?! А ведь можно на все плевать! «Нет „Ессентуков“, жалуйтесь, мне-то что?!» И это — нравится, с таким — никаких хлопот! Э, не стоит об этом, я завожусь с пол-оборота, ничего не могу с собой поделать.

— Вам надо с кем-нибудь согласовывать нашу съемку, Григорий Григорьевич?

— Если вы хотите сорвать съемку — согласовывайте. Знаете анекдот про то, как один тип пришел к богу и попросил, чтобы у соседа Ивана, буквально, сдохла корова? Все наши магазинщики завалят подарками секретарш, только б они доложили начальству, чтобы съемка прошла у них, все ведь люди, все хотят поработать на советский экран!

— Да, но мы будем снимать днем, а у вас в обеденный перерыв особенно многолюдно…

— Ну и что? Я приглашу тетю Веру, она пенсионерка, дам ей красненькую и выброшу торговать в розлив у витрины! Потом есть еще одна воз…

Дверь за спиной Гречаева хлопнула резко. Он обернулся: на пороге стоял Парамонов, неотрывно глядя на Цизина. Тот улыбнулся и сделал рукой неуловимый, странный жест, спросив при этом:

— Что вам?

— Э… Да нет… Просто я хотел узнать, может, «Саирме» завезли?

— Зайдите, буквально, попозже, не привозили «Саирме», к пяти часам будет.

Гречаев поднял глаза на витрину: прямо перед ним стояло семь бутылок «Саирме».

— Так вот, — продолжал между тем Цизин, — не вздумайте идти в райпищеторг, начнутся интриги, вы утонете. Или уже топайте к самому главному, в районный торг, это — голова, из молодых, он сделает все, если вы скажете, что хотите снимать именно у Цизина.

— Что, тоже язвенник?

Цизин не понял:

— Почему? Совершенно здоровый молодой человек.

— Но почему он сделает для Цизина все?

— Потому что вы об этом попросите, а умные люди, буквально, не отказывают работникам искусств…

— А если в тех бутылках на витрине была обычная вода? — спросил Константинов, оторвавшись от рапорта Гречаева. — Бутафория?

Начальник группы полковник Трухин ответил:

— Может быть, бутафория. Но зачем Парамонову ехать к Цизину за «Саирме», когда — я проверил — у них в буфете продают именно эту воду?

— Что дало дальнейшее наблюдение?

— Парамонов крутился на улице семнадцать минут, то и дело смотрел на часы, потом зашел в будку автомата номер семь тысяч триста девятнадцать и позвонил по телефону с индексом двести сорок четыре, видимо, к Шаргину, Леопольду Никифоровичу…

— Видимо?

— Он закрыл спиной диск и подстраховывался пальцами, так что сотрудники не смогли зафиксировать остальные цифры… Но у Парамонова нет других знакомых на Садово-Сенной, только Шаргин.

— Первый допуск принимаю; скорее всего, действительно, звонил Шаргину, а второй — отвергаю. А что если он звонил к неустановленному вами контакту? Это допустимо?

— Это допустимо только в одном случае.

— В каком именно?

— В том случае, если Парамонов и есть тот агент, которому ЦРУ шлет радиограммы; передаточное звено в сети.

— Что было потом?

— Парамонов снова зашел к Цизину, тот налил ему стакан воды, Парамонов выпил, не уплатил денег и, даже не попрощавшись с ним, побежал на остановку, прыгнул в автобус, через семь минут был в гараже.

— И…

— И продолжал ремонт машины Ольги Винтер.

— Поработайте с Шаргиным. Вы уже выяснили, какие документы попадают к нему из спецхранений?

— Да. Попадают те самые, которыми так интересуется Лэнгли.

А Шаргин тем временем стоял на перекрестке Арбата и Смоленской, у выхода из «гастронома», нервничал. Заметив машину с дипломатическим номером, он шагнул с тротуара, приветливо помахал рукой человеку, сидевшему за рулем, тот притормозил, они поздоровались, поговорили несколько минут, причем услышать их разговор нельзя было, ибо Шаргин, опершись на дверцу, склонился к водителю.

А потом подъехал — на машине Ольги Винтер — Парамонов и запарковал «Жигули» рядом с дипломатической машиной. Когда иностранец попрощался, Шаргин сел к Парамонову; заехав на Преображенку, в дом семь, они забрали двух девушек, отправились в ресторан «Русь», а оттуда на холостяцкую квартиру Шаргина, где и провели ночь…

Константинов