— Да где вы все теперь находитесь?
— В вотчине боярской подмосковной… Знаешь, чай! От города рукой подать. Верст с пяток будет, не боле.
— Пойду туда, узнаю… Все, говоришь, там? Никто в другое место не попал?
— Все, все! Окромя тех, кто на тот свет угодил. Вот приезжего попа Ивана, чай, знаешь, боярин? Так вот он с попадьей сгорел. Это я уж сам видел. Дом в огне, а он мечется по палатам, ровно обезумел от страха. Зовем его, не выходит. Так и сгорел с женой вместе. Знамо дело, от страха ума лишился.
— Царство им небесное! А Анастасия Федоровна как?
— Да как мы ее без памяти вынесли, так она до сих пор в себя не приходит. Только, сказывали, стонет все легонько.
— Больна, стало быть, с испугу? — проговорил князь, отходя от Степана. — Пойду про жену разузнаю, ее, кстати, спроведаю… Да! — прибавил он, вспомнив про татарскую шапку, найденную им. — Как же вас татары пропустили?
— Здесь их не было!.. Они, бают, и в город не входили: пожар их не пустил, — говорил темкинский холоп, удивляясь, почему такая мысль пришла в голову Даниле Андреевичу.
— Не бывали здесь, говоришь? А это что? — указал князь Степану на свою находку.
Тот онемел от изумления.
— Дивное дело! И откель взялась! — бормотал он.
— Стало быть, татары были! — сказал князь.
— Да нет же, не были! Разве опосля. Нешто татар можно проглядеть? Не было их тут, кого хошь спроси, не было!
Князь только пожал плечами.
— Пройду в вотчину, порасспрошу еще кой-кого: может, ты и проглядел… Прощай, старина!
— Прощай, батюшка-боярин! Я тут маленько в мусоре покопаюсь… Может, и найду что. А про татар это, чтоб проглядеть, так не можно! Эко слово молвил! Татарина проглядел! Накось! И рад бы иной раз проглядеть, да он, бритый, не проглядит и саблей по башке съездит! Ну, знамо дело, молод еще боярин, пожил бы с мое — небось, не сказал бы эфтаго. Эх, эх! Грехи наши тяжкие! — бормотал старик, принимаясь за свою невеселую работу, между тем как Данило Андреевич был уже далеко от него.
IX
Пропадавшие отыскались
Во все время, пока очищали Москву от трупов, царь Иоанн Васильевич оставался вдали от нее.
В Москве же работа кипела. Думали скорее окончить очистку, скинув трупы в реку Москву и предоставив ее волнам унести их из пределов города, но надежда не оправдалась: трупов было такое множество, что они запрудили реку и лежали по-прежнему в Москве, заражая смрадом окрестность.
Тогда согнали крестьян из ближайших к Москве деревень, вытащили трупы из реки и зарыли их, где и как пришлось, без отпевания и христианских обрядов: этой чести удостаивались только самые знатные из мертвецов — не хватало для панихид ни времени, ни священников. Только 15-го июня царь Иван Васильевич приехал к Москве и остановился в Браташине, где был у него дворец.
Сюда прибыли два посла Давлет-Гирея.
Царь принял их в столовой избе.
Окружавшие его бояре и сам он были в обыденной одежде, чего никогда не делали при приеме послов, но в этот раз такая одежда служила знаком печали.
Не меньше царя волновались и присутствующие при приеме послов ханских бояре. В числе их находился и князь Ногтев. Бледнея от гнева, слушал он надменные речи и оскорбительные слова ханского письма. Гнев даже заставил князя на время забыть гнетущее его горе.
А люто было это горе! Данило Андреевич был в вотчине Темкиных. Там он нашел только бесчувственную, почти умирающую Анастасию Федоровну, окруженную десятком приживалок и сенных девушек. Расспрашивать старуху о дочери, нечего было и думать. Он обратился к другим. Кого он ни спрашивал, все говорили, что не видели Марьи Васильевны с детьми и не знают, что с ней приключилось. Даже старуха Авдотья, без ума любившая свою питомицу, и та не могла ему ничего объяснить и только плакала да причитала.
Князь был в отчаянье. Он пробыл в вотчине Темкиных несколько дней, продолжая разузнавать у всякого встречного о судьбе жены и детей.
За это время Анастасия Федоровна успела немного оправиться. При первой возможности князь расспросил и ее.
Происшествие 24-го мая так потрясло старуху, что она ничего не помнила с той минуты, как по дому раздался крик о пожаре. Она могла, поэтому вместе с князем сетовать на судьбу и убивалась исчезновением дочери.
Видя, что дальнейшие расспросы и поиски здесь бесполезны, Данило Андреевич уехал из вотчины Темкиных.
Думая немного рассеяться и забыться среди людей, он поехал ко двору царя и, таким образом, попал на прием ханских послов.
Данило Андреевич внимательно вслушивался в разговор царя с послами, стараясь не проронить ни одного слова.
— Данило Андреич! А Данило Андреич! — услышал он позади себя тихий окрик.
Князь с досадой обернулся: его окликал один из приятелей.
— Что тебе? — спросил молодой боярин.
Тот, наклоняясь к уху князя, тихо прошептал:
— Я сейчас только ко двору приехал, так видел, слышь, что тебя человек какой-то незнаемый перед дворцом дожидается. Холоп твой, бает, и прислан к тебе с вотчины твоей с вестями.
— Гонец с вотчины, говоришь? — переспросил Данило Андреевич, не веря ушам.