Читаем Татьянин день полностью

- Где были? Бегали топиться в Волгу? Ведь отлично сыграли, искренне, собранно. К этим борзописцам не всегда надо прислушиваться, мало кто из них разбирается в искусстве! Не мог я иначе пригласить вас в театр. Город высланных. Да, это роль Ювенской, но мы собрались, и Ювенская в том числе, и порешили, что для театра и для спектакля это не потеря, как бы вы ни сыграли, а в управлении культуры я сказал, что только вас вижу в этой роли и хочу пригласить в театр, я знал, что они не будут возражать, спектакль юбилейный, с Лениным. Я поэтому на просмотре и дал вам сыграть сцену из этой роли. Трудовую книжку вашу никто не видел, мы ее спрятали. Живите и работайте! Я вам всего этого не говорил до спектакля, хотел еще раз проверить, не ошибся ли я, хотел увидеть, как вы будете выкарабкиваться, для вас это прекрасная школа, на героинях вы уже набили руку... Да, профессионализма вам еще не хватает, но вот так, по ступенькам, вы и придете к нему!

В глазах Николая Ивановича свет, как из окон на набережной.

Сижу в большом кресле, гостиная, рояль, на столике ужин, ноги накрыты пледом... Позор! Я заснула, и хозяева не стали меня будить. Как уйти теперь тихонько, невозможно беспокоить их еще и утром! Ужин... Я так давно не видела такого вкусного! Ужин съела. Хорошо, что у них простой английский замок, без цепочек, без секретов, как в мещанских домах. И вот я на набережной! Мороз! Теперь увидела, что город действительно пустой, звезды редкие, далекие-далекие, как ночники, мне совсем не страшно... А я... Когда, где я была не чуткой, не доброй, не справедливой?!

Переехала в огромную полупустую комнату в общежитии, Борис привез Маму и Малюшку, и я уже не москвичка. Друзья не бросают меня, шлют письма. Борис привез "Послание к Тимоше", они сочинили его с Илюшей в пивном баре, уплетая все тех же раков, а с посланием - пакет, в нем раки из этого бара.

Послание к Тимоше (28 октября 1938 г., 12 ч. дня, бар на Страстной).

Илья:

Мой обожаемый Тимоша

(Увы - не мой он, а чужой!),

Проступок очень нехороший

Свершил я и скорблю душой...

Вослед мечтательному Борьке,

Глотая слезы, я глядел.

Он уезжал (ммммерзавец!) в Горький,

А я (дурак...)... в Москве сидел...

Мой быт - как прежде - одинаков,

Но мне не мил Господен свет:

В пивной и в баре нету раков

И... Тимофея тоже нет...

И, заливая горе пивом,

С Борисом мы в пивной сидим.

А жизнь могла бы быть красивой,

Но все прошло (как с белых яблонь дым),

Мой друг - единственный и близкий

Венец мечты и снов моих.

Я ем трагически сосиски

И запиваю пивом их!

О, что другое мне осталось?

Жизнь без Тимоши столь горька,

Что сердце мне сдавила жалость

Нет Тимофея-едока!

Над каждым блюдом воздыхая,

Никак ответа не нашел.

Моя любимая, родная,

С кем побегу я на футбол?

Что ж... Стоя у суфлерской будки

И смехом золотым звеня,

Вы улыбнетесь милой шутке

И вновь забудете меня.

Я не хочу! Я не согласен!

Я вас, как сто Отелл, люблю!

И в железнодорожной кассе

Я что ни ночь в мечтах стою!

Пусть жизнь моя сложна и гадка,

Но я поеду. Ветер, дуй!

И сразу Горький станет сладким,

Как мой влюбленный поцелуй!

Пока же Вас в письме целует

И, жизнь нелегкую кляня,

О Вас мечтает и тоскует

Вас крепко любящий Илья.

Борис:

Расстроен, пьян, убит, влюблен

С душою, как бутылка, гулкой,

Сии стихи писал Вийон

С Козихинского переулка.

Муж восьмерых зубастых жен,

Он одиноким был на свете.

В его душе - нетрезвый ветер,

В его карманах - тихий стон.

Таков приятель мой беспечный,

Таким он был и будет вечно!

Но Вы, прекрасная, но Вы!

Что общего у Вас с бродягой?

(Пусть не сносить мне головы,

Его предам я чище Яго! )

Его причуды не новы,

Смешны его нам передряги.

Чужих забот плохой начальник,

Он даже... - никудышный спальник,

За что был вовремя смещен.

Но до сих пор, как пес, влюблен.

Таков наш Франсуа Вийон

Поэт, пьянчуга и охальник.

Конечно, в баре на Страстной они назюзюкались - последние строки на папиросной бумаге карандашом... Они оба хорошо попивают, но не так, как Митя, а спокойно, весело, с юмором, никогда не напиваются.

Мой первый Татьянин день не дома, без Баби, Левушки и Папы. Приехала Тетя Варя, так было заведено с детства, что в этот день собирается семья и много-много гостей. Борис на севере в командировке. Мама испекла именинный пирог, Малюшку уложили спать, сели, глотая вместе с пирогом слезы, за стол, и тогда Тетя Варя, побелев, сказала, что Левушка нашелся - он в лагере на Медвежьей Горе в Карелии, статья "антисоветская агитация", срок - пять лет.

Ура! Левушка жив! И такой маленький срок! Я к нему поеду! Я его увижу!.. О Папе и Баби ничего, как будто земля разверзлась и поглотила их, в окошке все тот же ответ: "Ждите известий". Принесли фототелеграмму от Илюши:

Обычай старый вспомнить странно,

Но мы - работники искусств.

И в день единственной Татьяны

Я полон самых нежных чувств.

Позвольте фототелеграммой

Коснуться Ваших милых уст.

Я вас люблю, почти как мама.

Илья Вершинин-Златоуст.

Какое противное щемящее чувство оторванности от близкого, дорогого.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917–1920. Огненные годы Русского Севера
1917–1920. Огненные годы Русского Севера

Книга «1917–1920. Огненные годы Русского Севера» посвящена истории революции и Гражданской войны на Русском Севере, исследованной советскими и большинством современных российских историков несколько односторонне. Автор излагает хронику событий, военных действий, изучает роль английских, американских и французских войск, поведение разных слоев населения: рабочих, крестьян, буржуазии и интеллигенции в период Гражданской войны на Севере; а также весь комплекс российско-финляндских противоречий, имевших большое значение в Гражданской войне на Севере России. В книге используются многочисленные архивные источники, в том числе никогда ранее не изученные материалы архива Министерства иностранных дел Франции. Автор предлагает ответы на вопрос, почему демократические правительства Северной области не смогли осуществить третий путь в Гражданской войне.Эта работа является продолжением книги «Третий путь в Гражданской войне. Демократическая революция 1918 года на Волге» (Санкт-Петербург, 2015).В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Леонид Григорьевич Прайсман

История / Учебная и научная литература / Образование и наука
Маршал Советского Союза
Маршал Советского Союза

Проклятый 1993 год. Старый Маршал Советского Союза умирает в опале и в отчаянии от собственного бессилия – дело всей его жизни предано и растоптано врагами народа, его Отечество разграблено и фактически оккупировано новыми власовцами, иуды сидят в Кремле… Но в награду за службу Родине судьба дарит ветерану еще один шанс, возродив его в Сталинском СССР. Вот только воскресает он в теле маршала Тухачевского!Сможет ли убежденный сталинист придушить душонку изменника, полностью завладев общим сознанием? Как ему преодолеть презрение Сталина к «красному бонапарту» и завоевать доверие Вождя? Удастся ли раскрыть троцкистский заговор и раньше срока завершить перевооружение Красной Армии? Готов ли он отправиться на Испанскую войну простым комполка, чтобы в полевых условиях испытать новую военную технику и стратегию глубокой операции («красного блицкрига»)? По силам ли одному человеку изменить ход истории, дабы маршал Тухачевский не сдох как собака в расстрельном подвале, а стал ближайшим соратником Сталина и Маршалом Победы?

Дмитрий Тимофеевич Язов , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / История / Альтернативная история / Попаданцы
1941. Победный парад Гитлера
1941. Победный парад Гитлера

В августе 1941 года Гитлер вместе с Муссолини прилетел на Восточный фронт, чтобы лично принять победный парад Вермахта и его итальянских союзников – настолько высоко фюрер оценивал их успех на Украине, в районе Умани.У нас эта трагедия фактически предана забвению. Об этом разгроме молчали его главные виновники – Жуков, Буденный, Василевский, Баграмян. Это побоище стало прологом Киевской катастрофы. Сокрушительное поражение Красной Армии под Уманью (июль-август 1941 г.) и гибель в Уманском «котле» трех наших армий (более 30 дивизий) не имеют оправданий – в отличие от катастрофы Западного фронта, этот разгром невозможно объяснить ни внезапностью вражеского удара, ни превосходством противника в силах. После войны всю вину за Уманскую трагедию попытались переложить на командующего 12-й армией генерала Понеделина, который был осужден и расстрелян (в 1950 году, через пять лет после возвращения из плена!) по обвинению в паникерстве, трусости и нарушении присяги.Новая книга ведущего военного историка впервые анализирует Уманскую катастрофу на современном уровне, с привлечением архивных источников – как советских, так и немецких, – не замалчивая ни страшные подробности трагедии, ни имена ее главных виновников. Это – долг памяти всех бойцов и командиров Красной Армии, павших смертью храбрых в Уманском «котле», но задержавших врага на несколько недель. Именно этих недель немцам потом не хватило под Москвой.

Валентин Александрович Рунов

История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное / Военная документалистика и аналитика