Татьянин день

– Боже! Как летит время. Столько лет позади, – звонко воскликнула Ксения, искусно изображая чрезмерную радость от этой встречи, будто все эти годы она только и думала о своих школьных приятельницах.

– У дружбы нет возраста, – протянула вдруг охрипшим голосом Карасева.

– Я тебя умоляю! Жить в одном городе и ни разу за это время не встретиться! Разве это нормально для подруг?

– Значит, были на то причины, – смущенно отреагировала Баль на едкое замечание Ксении.

Разговор явно не ладился. И дело было не только в неприятном для Татьян раздражителе. Все они не выглядели счастливыми, и каждая из них страдала от того, что нет прежней легкости. Каждая выживала в отдельной ячейке, из которой изредка выползала на свет божий лишь в связи с крайней необходимостью.

– А я, например, за городом живу! – оправдалась Карасева, пожав плечами. – Родители умерли, там дом остался.

– А квартира? У тебя же квартира была, – забеспокоилась Дунаева.

– Я ее продала.

Карасева отвечала сухо. Она, как огня, боялась вопросов, множества вопросов, ответы на которые не готова была дать. Именно поэтому ей не хотелось идти на эту встречу, чтобы не оправдываться, не выкручиваться и не врать.

– А я-то думаю: куда ты исчезла? Звоню, звоню – а там чужой голос, – растерянно выдавила звук Дуня.

– Да, чужой голос, – надломилась на мгновение Карасева, но тут же взяла себя в руки. – А в деревне хорошо: воздух чистый, продукты свежие…

Карасева с отвращением вспомнила маленькую избушку с удобствами на улице. Жизнь в Богом забытом месте – не предел мечтаний еще нестарой и в каком-то смысле привлекательной особы. Не имея выбора, Таня вынуждена была смириться со своим местопребыванием, ведь лечение – слишком дорогое удовольствие и, распрощавшись с большой, просторной квартирой, ей пришлось въехать в то, что жильем назвать очень сложно. «Да, деревни нынче не в моде», – усмехалась она каждый раз, проходя по заброшенному поселению, в котором пожилые никому ненужные люди коротали свой век. Старческое поселение Карасева назвала «барахолка» – место для хлама… для людей, срок годности которых давно истек… Она была самой молодой жительницей деревни, старички опекали новую соседку: приносили свежее молоко, яйца, сало, овощи, ягоды, грибы. Жизнь с нуля… после квартирных будней ее мир перевернулся. Таня вынуждена была научиться ходить с коромыслом за водой к колодцу топить печь дровами, готовить в чугуне, стряпать хлеб, пользоваться рукомойником, ходить в баню раз в неделю и плескаться в тазу прямо посреди избы при необходимости освежиться посреди недели. Больше всего на свете Карасева возненавидела зиму: за огромные сугробы и адские усилия, которые ей приходилось прилагать, расчищая путь от крыльца дома до ворот огромной деревянной лопатой. После такой трудоемкой борьбы со стихией она почти сутки не вставала, притаившись на печи, ощущая себя старой немощной бабкой про которую забыли не только родственники, но и сама смерть.

– А я бы тоже, если бы была возможность, в деревню уехала, – мечтательно произнесла Дунаева.

– А чего? Давай, Дуня, приезжай – будем жить, – предложила Карасева.

В глазах Дуни забрезжил огонек надежды, она мысленно перенеслась в уютную светлую избу с немного скрипучим полом и белоснежными, расшитыми цветами, занавесками на маленьких окнах, представила проворного кота – охотника на мышей, лакающего жирную домашнюю сметану и ухват, строго охраняющий возле печки, варящуюся в чугуне гречневую кашу на свежайшем коровьем молоке. Ее фантазии прервал резкий звук мобильного телефона, призывающий хозяйку ответить на звонок.

– Алло… Да, я же сказала. Не звони мне больше, – немного грубо ответила Ксения и бережно положила трубку на стол.

– Что случилось? – поинтересовалась Карасева.

Ксюша, с трудом сдерживая улыбку, пожала плечами и, слегка покраснев, небрежно произнесла:

– Ерунда! Просто неприятный разговор!

– А глаза – счастливые, – подметила Карасева, качнув огромной шляпой. В голосе ее звучала грусть, она от всей своей несчастной души завидовала забавной игре бывшей одноклассницы и находила трогательным повышенное внимание голоса из телефонной трубки к еще молодой женщине, ждущей очередного звонка.

– А где же еще одна Татьяна? – вдруг спросила Ксюша, вспомнив про недостающее звено дружной компании.

– Борковская задерживается, – в унисон ответили подруги, после чего переглянулись и втроем прыснули от смеха.

– Мы уже шутили: придет и начнет рассказывать истории, – Дунаева всем своим видом показывала расположение к Ксюше, ведь это она ее пригласила, прекрасно понимая, что ее появлением на вечере Татьян почти все будут недовольны.

Ксении вдруг стало холодно, словно в зале включилась мощная вентиляционная система. Она внимательно посмотрела по сторонам: все посетители общепита были заняты собой, своими проблемами. В кафе звучала мажорная симфония голосов и, похоже, никого не беспокоила внезапно опустившаяся откуда-то сверху стужа.