Татьянин день. Иван Шувалов

И теперь, только услышав от своего адъютанта и главного советника по русским делам, что из России явился беглый гренадер, у которого имеется план, как совершить там, на русской земле, государственный переворот, король радостно воскликнул:

   — Введите ко мне этого молодца. Я тут же облачу его в форму моих гренадеров. Но нет, лучше я сразу дам ему мундир лейтенанта, чтобы вдохновить его к дерзновенному действию.

   — Однако, ваше королевское величество, следует сначала выслушать этого героя. Ведь он предлагает спасти брауншвейгское семейство, которое находится в заточении, что вам небезразлично, — упредил короля Манштейн.

   — Ты прав, Христофор. Прежде чем кого-то сбросить с трона в чужой стране, надо уже иметь у себя того, кого можно будет на этот трон посадить. Немедленно вызвать ко мне брата принца Антона — принца Фердинанда Брауншвейгского! Этот принц-приживальщик где-то здесь, во дворце Сан-Суси[15], обивает пороги моих апартаментов. Речь пойдёт о его брате и его племяннике, не так ли, Манштейн?

Когда в зал вошёл Иван Зубарев, Фридрих Второй не скрыл удовлетворения:

   — Рост два метра десять. Я не ошибся? А ширина плеч? Ну-ка: кру-гом, ать, два! Теперь вижу: герой. И не бахвалился перед моими офицерами, когда настаивал, чтобы непременно доставили тебя к королю. Итак, где теперь несчастная семейка?

   — Есть, ваше королевское величество, на севере, ближе к Архангельску, такое место — Холмогоры, — безбоязненно начал Зубарев. — Так вот там русская императрица Елизавета содержит своих пленников. И между ними — законного российского императора Иоанна Антоновича, которого ждут не дождутся на престоле все русские люди. Да вот взять хотя бы челобитную к вашему величеству от раскольников, что я передал господину вашему адъютанту.

Пока Манштейн переводил речь Зубарева, а затем письмо, им привезённое, в залу вошёл принц Фердинанд Брауншвейгский.

   — Так, значит, мой родной брат и племянник живы? — воскликнул он. — Когда же я их увижу и прижму к своей груди?

   — Остынь, принц! Их надо ещё вызволить из заточения, на которое их обрекла в России безжалостная и коварная Елизавета, — оборвал его король. — И это должен совершить молодец, который стоит перед нами. Послушаем же, что он предлагает.

План Зубарева был до дерзости прост, но потому сразу показался успешным: подкупить стражу в том отдалённом от Петербурга и глухом лесном месте и вывезти пленников в большой морской город Архангельск.

   — А пойдёт ли на подкуп охрана? — был поставлен вопрос.

Но тут же король и все окружающие сами ответили на свои сомнения: в тех диких местах, где содержится несчастное августейшее семейство, стражники сами находятся на положении заключённых и будут рады, если их избавят от сей беспросветной доли.

   — Вот тебе, солдат, две медали. На них изображён не кто иной, как мой брат Антон. — Фердинанд вынул из кармана и передал Зубареву два золотых кружочка, напоминающих монеты. — Покажешь принцу при первом же свидании, и он полностью доверится тебе.

   — Но, кроме медалей, нужна денежная сумма, и немалая, — тут же произнёс король. — Я уже решил, какой подарок сделаю нашему русскому герою, — зачислю его в свою армию с чином полковника. Да-да, нисколько не ниже, хотя первым моим решением было остановиться на лейтенанте. Однако в сём предприятии нельзя быть скупцом. Сколько червонцев выделишь ты, принц Фердинанд, на это святое дело?

Брат русского пленника попытался открыть рот, но его снова перебил король:

— Поройся в своих сундуках, Фердинанд, они, мне кажется, с двойным дном. Так что не скупись. Вызволишь брата — Россия непременно испугается и заплатит такого отступного, что ты с лихвою окупишь свои издержки и заодно поделишься со мною, королём. А если удастся поднять восстание среди недовольных Елизаветой раскольников и твоего племянника вновь посадить на русский трон, ты, знаю, оберёшь Россию до нитки. Так что не жмись, давай раскошеливайся. И ещё: подберите вместе с Манштейном капитана корабля, который не раз ходил в этот русский город Святого Архангела — так, что ли, он прозывается? Капитана надо показать сему молодцу заранее, чтобы они, когда встретятся там, в порту, сразу узнали один другого. Ну, желаю удачи! Хох! Хох! Хох!

И семена и пашня

Ивана Ивановича Шувалова нельзя было назвать красавцем в полном значении этого слова. Напротив, в его лице всё было непомерно крупно — нос, губы, широкий лоб. Но вместе с тем в его обличье, и в первую очередь в манере поведения, имелось нечто такое мягкое, что он оказывал впечатление воплощённой нежности и, можно сказать, даже женственности.

Во-первых, он всегда предпочитал в своей одежде светлые тона. И во-вторых, много времени уделял своим туалетам, подолгу мог просиживать перед зеркалом, придавая своему породистому лицу, с помощью белил и кремов, тот ореол утончённости, за который многие за глаза называли его презрительно франтом и фанфароном, а в его присутствии — душенькой и очаровашкою.