Татьянин день. Иван Шувалов

   — В словах Алексея Григорьевича — немалый смысл, — сказал Иван Иванович. — И в самом деле — не боги горшки обжигают! Припомните, какими неловкими приехали, скажем, четыре года назад к нам ярославские комедианты. Читали свои роли напыщенно, без явного умения напевно произносить стихи. А смотрите теперь, кем стал тот же Фёдор Волков за какой-нибудь год-другой учения в Шляхетском корпусе! Знает риторику, через фехтование обрёл изысканную манеру в движениях, а уж по-французски и по-итальянски тож — одно удовольствие с ним говорить.

Великая княгиня Екатерина Алексеевна чуть заметно нахмурилась.

   — Жаль, что я не преуспела в итальянском языке, — сказала она несколько обидчивым тоном. — Однако разве нам успеть в науках за вами, Иван Иванович? Недаром вас кое-кто так и величает: министр по делам просвещения. Это — после того как вы взяли кураторство над Московским университетом.

Теперь же, надо надеяться, заделаетесь и директором будущего русского театра?

   — Коли в директора кого прочить, — вставил Разумовский, — его и искать не надо. Отдам Сумарокова. От него, сочинителя, более пользы будет на сцене, чем в моей канцелярии лейб-кампанской. А вот кураторство и над театром следует взять нашему милейшему Ивану Ивановичу. Об этом, очаровательная великая княгиня Екатерина Алексеевна, вы совершенно верно изволили высказаться.

   — Да, театру русскому пора бы быть в нашей русской столице, — согласилась императрица. — Волков и его комедианты из Ярославля, коих я повелела доставить в Москву, тому верная порука. Русский же народ охоч до всяких игрищ и искусств уже по самой натуре своей. Алёша, разве не в моём дому и ты покорил всех своим пением? А не у меня ли был и свой собственный театр. Да и указ мой, один из первых, был о том, чтобы разрешать во всех знатных домах давать представления и играть в своих спектаклях всем, кто этого пожелает. Токмо по городу не ходить ряжеными да с ручными медведями на цепи.

Императрица мило улыбнулась, и все засмеялись.

   — Что, антракт ещё не окончился? — вдруг спросила она. — А то мы разговорились, забыв о спектакле. Но, чтобы закончить наш разговор, велю тебе, Ванюша, составить прожект, дабы выпросить у Сената деньжат на первый российский театр. Ты верно всех нас надоумил: есть и актёры, и пиесы свои, доколе представления будут вести одни лишь кадеты? Сегодня он — на сцене, а завтра, глядишь, уж в полку. Потребен нам театр постоянный. С директором Сумароковым во главе — он того заслужил своими для театра сочинениями — и под твоим, Ванюша, смотрением.

Заезжие комедианты из Европы не раз оказывались гостями российских городов и в прежние царствования. Давно уже, к примеру, прижилась в России, как она сама называла себя, немецкая банда актёра Сигмунда. В 1749 году её содержателем стал Пантолон Гильфердинг, и Сенат дал ему разрешение давать представления комедий и опер в Москве, Петербурге, Нарве, Ревеле, Риге и Выборге.

Но один немецкий театр не мог уже удовлетворить потребности смотрельщиков, коих становилось всё более не только в столицах, но и в провинции. Образовалась труппа французская, которая стала знакомить русских с трагедиями и драмами не только Расина и Мольера, но и Шекспира. Появилась опера итальянская, где «пели девки-итальянки и кастрат». Все эти труппы вскоре получили статус придворных.

На природном же российском языке впервые стали профессионально играть на сцене кадеты Шляхетского корпуса, ставившие свои спектакли при дворе. Но русского театра для широкой публики, причём постоянно действующего, в России всё ещё не было, несмотря на всё возрастающее желание видеть действа на родном, понятном всем наречии и несмотря на то что знатные вельможи увлекались постановкою картин у себя дома.

Ещё будучи цесаревной, Елизавета поставила в своём дому действо о восшествии на престол некой принцессы Лавры. Сочинила сию комедию, как потом выяснилось, Мавра Егоровна, урождённая Шепелева, которая стала вскоре женою Петра Шувалова.

В спектакле играли все, кто жил с цесаревною вместе, в том числе и она сама, будущая императрица. Но царствующая тогда Анна Иоанновна, прознав о сём действе, велела дознаться, о какой такой Лавре идёт речь в комедии и не намёк ли здесь на то, чтобы занять её царский престол.

Приказ был дан генералу Ушакову, ведавшему в ту пору Тайной канцеляриею, и в её застенки был доставлен некто Петров, исполнявший обязанности регента елизаветинского домашнего хора. Его допросили, тетрадку же с пиесою, отобранную у него при аресте, передали новгородскому архиепископу Феофану на предмет определения крамолы. Однако, не найдя призыва к заговору в том спектакле, регента отпустили и дело замяли.

Но права Елизавета Петровна: любовь к лицедейству, наверное, в самой крови русского человека. Жила и в ней сия страсть. Потому, узнав однажды от генерал-прокурора князя Никиты Юрьевича Трубецкого о том, что в Ярославле объявилась труппа комедиантов, состоящая из молодых парней купеческого и разночинного сословий, повелела сих комедиантов привезти в Петербург.