Татьянин день. Иван Шувалов

Помните, мы оставили их вдвоём верхом на лошадях, обеих одетых в гвардейские офицерские мундиры, во главе войска, направляющегося из Петербурга к Петергофу, чтобы поставить последнюю точку в той воспламеняющей кровь драме, которая враз, считай в один день, положила конец одному царствованию и начало другому, новому правлению.

Лошади скачут нога в ногу. И они в сёдлах — рядом. Кажется, вот-вот протянут руки и упадут друг другу в объятия — так восхищены их лица, возбуждены их нервы.

И впрямь кидаются друг к другу и осыпают друг друга поцелуями, как и несколько часов тому назад, у Зимнего дворца, когда после стремительной скачки оказываются на полпути к Петергофу — в Красном Кабачке. Войска утомились, им надо дать возможность хотя бы переждать на привале несколько ночных часов, чтобы назавтра броситься в неизвестность, которая может ожидать их впереди.

И две Екатерины — Великая и малая, как называла их уже солдатская молва, — решаются передохнуть перед решительною встречей с тем, кто уже низложен, но ещё из последних сил цепляется за остатки своего недавнего могущества.

В комнатке кабачка, в котором обычно пируют офицеры, — никаких удобств. Одна широкая кровать для двоих. И они обе падают на неё, чтобы хотя бы на короткие часы смежить глаза. Но разве заснёшь в таком неимоверном возбуждении? Руки их сплелись, слёзы радости, счастья и тревоги смешались. Теперь они, такие близкие, никогда не разойдутся, всегда будут рядом, как близнецы, как одна душа в едином теле.

Пожалуй, вот в этот самый миг Екатерина Великая впервые обозначила ту незримую, но чётко определённую грань в их отношениях? Нет, намного раньше. Ещё в те далёкие от той ночи в Красном Кабачке дни, когда они только стали встречаться и Екатерина малая впервые обронила слова жалости:

— Ваше императорское величество... Простите меня, но я не могу видеть, как ваш супруг унижает вас, такое умное, чистое, такое в высшей степени неземное создание. Скажите мне, что надо сделать, чтобы избавить вас от этого ужасного тиранства, и я не задумываясь отдам вам всю себя до конца.

«Она, видно, и вправду предана мне, — решила тогда тридцатидвухлетняя императрица. — Однако эта восемнадцатилетняя женщина по сути своей настоящий ребёнок — непосредственная, пылкая, совершенно не искушённая в жизни и забившая свою голову романтическими историями, вычитанными из книг. К тому же её несдержанность в выражении своих чувств может сослужить дурную службу: знай она о моих подлинных намерениях и связях, одним лишь неосторожным словом может не только расстроить все наши планы, но и погубить всех моих подлинных сторонников. Посему мне надо быть с нею предельно осторожной, — ничем не показывать ей своего недоверия, но и — Боже сохрани! — не отталкивать её от себя».

Девочка... Застенчивая и до болезненности самолюбивая, избегающая шумных компаний и готовая всегда постоять за себя, впечатлительная, дикая и доверчивая... Именно такою запомнил её Иван Иванович Шувалов, впервые увидев в доме Михаила Воронцова, где она жила и воспитывалась с ранних лет. Тогда ей было не восемнадцать, а намного меньше, когда она садилась на колени своей крестной — императрицы Елизаветы Петровны и была безмерно счастлива, болтая с нею без умолку по-французски.

И с Шуваловым она, вопреки своей непредсказуемости и колючести, неожиданно сошлась быстро и крепко. Оказалось, что сия девица с неброскою внешностью, напрочь лишённая свойственной её подругам грациозности и миловидности, к пятнадцати годам уже прочитала целую гору книг и собрала свою библиотеку из девяти сотен томов!

Кому же она могла признаться так открыто, так искренно, рассчитывая на полное понимание, как не Ивану Ивановичу:

— Никогда драгоценные украшения не доставляли мне больше наслаждений, чем мои книги. И надо думать, не составят и в будущем — в моей взрослой жизни.

Мало того что Иван Иванович сам привозил ей в воронцовский дом всё новые и новые книги на французском языке, которые он регулярно выписывал для себя из Парижа, он стал ей посылать их посылками, когда Дашкова уезжала на лето в деревню.

Как развила, как обогатила она свой пылкий и пытливый ум чтением, как укрепила и умножила сознание своей внутренней силы и высоких нравственных задатков! Потому её душа с самых ранних лет искала того, кто мог бы её понять, разделить её чувства, слиться неразрывно душою и мыслями.

Отзвук тому, что жило в её голове и сердце, она неожиданно, как показалось ей, счастливо нашла в тогда ещё великой княгине Екатерине, которая однажды приехала в воронцовский дом с императрицею Елизаветой Петровной. И тогда же она решила всегда быть с нею рядом, отдать ей всю свою душу.