Тату с координатами

Я вышел к площадке, которую присмотрел для посадки, и стал знаками обозначать место приземления на каменистый устойчивый грунт. И только когда увидел, что вертолет уже готов совершить посадку, позвал по связи командира первого отделения, который во время отсутствия моего заместителя исполнял его обязанности:

– Мослаков! Поднимай взвод на загрузку. Карета подана…

– Взвод! Подъем! – резко скомандовал сержант.

Выполнялась команда так же резко, как и отдавалась. Никакой сонной раскачки бойцы себе не позволяли. Они одинаково поднимались что в полевых условиях, что в казарменных и всегда были готовы к выполнению любого приказа командира. Сказывалась тренированность и дисциплина, которые во взводе всегда поддерживались на необходимом уровне.

Едва завершилась посадка в вертолет, на связь вышел майор Рудаковский:

– Как дела, старлей?

Он почему-то начал не с доклада об обстановке, а с вопроса. Видимо, обстановка позволяла не торопиться.

– Вылетаем в вашу сторону. Что там, в ущелье?

– Нашел эту проклятую бандитскую базу.

– Почему проклятую?

– В меня оттуда три автоматные очереди послали. Краску на фюзеляже ободрали, заразы, придется подкрашивать. Короче… Есть база! Куча палаток и всего трое бандитов. Этого, на мой взгляд, слишком мало для проведения боевой операции. Я так понимаю, они ждали возвращения тех, кого твой взвод уничтожил. Вместе они, естественно, представляли бы опасную силу. Но теперь это уже совсем не боевая единица, хотя и имеет в своем распоряжении миномет. Он у них между палаток поставлен. Рядом кусок брезента вместо чехла, но пока миномет не прикрыт.

– Может, есть еще люди, но просто попрятались?

– Мой тепловизор их в любом случае выцепил бы. Пещер и гротов здесь нет. Особо и спрятаться негде. Если в щель скалы влезут, оттуда «свечение» поползет. Трое только внизу. Что с ними делать? Я могу их уничтожить одним залпом. А могу тебе на закуску оставить.

– Если вопрос так стоит, то лучше сразу уничтожить, товарищ майор. Нам останется только проверить ущелье, и все. Но после уничтожения бандитов вы не можете до конца ущелья пролететь. Просто на всякий случай. Чтобы никто не скрылся.

– А я уже пролетел. Сейчас возвращаюсь. И решил с тобой согласовать работу. Даешь согласие? Я только одну термобарическую ракету пущу, и все кончится.

– Извините, товарищ майор, а можно их просто из пулеметов расстрелять? – вовремя вспомнил я задание майора Николаева о поиске человека с татуировкой на предплечье. После пуска термобарической ракеты на основательно прожаренном человеке татуировку будет не разобрать. – Тут есть одна деталь, которую я в эфире оглашать не хочу. Нам, короче говоря, нужно будет по окончании вашей работы внимательно осмотреть тела убитых.

Я опасался, что, если зайдет разговор о татуировках и вероятном схроне, придется говорить и о «грязной атомной бомбе». А я не хотел, чтобы солдаты об этом слышали.

Майор Рудаковский, кажется, о чем-то догадался и не настаивал на объяснении.

– Мне без разницы. Мой второй пилот вообще предпочитает пулемет, как более гуманное оружие. Особенно любит крупнокалиберный и автоматическую пушку. Они, на радость господам гуманистам, раненых не оставляют. Он сам по себе рыбак заядлый и говорит, что после выстрела термобарической ракетой в земле даже черви поджариваются. Это его рыбацкую душу беспокоит. Прикажу, пусть расстреливает.

– Спасибо, товарищ майор. Еще вопрос можно?

– Хоть три.

– Там есть место, где «Ми-8» сесть сможет?

– Только рядом с палатками. Там, рядом с палатками, места и для меня хватит, хотя я на посадку не рассчитываю. Короче говоря, я отстреливаю население малолюдного ущелья и возвращаюсь на базу. Там уже запрашивали, когда я вернусь. Снова куда-то погнать хотят. Не теряй меня. Можем вечером за ужином в офицерской столовой встретиться. Расскажешь мне, кстати, что в эфире сказать не можешь. А то я жутко любопытный.

– Договорились, товарищ майор. Я попрошу в столовой, чтобы мне вас показали. А то как-то странно получается – вместе одно дело делаем, а друг друга в лицо не знаем. Конец связи…

– Конец связи…

Я прошел в кабину к пилотам «Ми-8», где пришлось громко кричать, соперничая со звуком вращающихся лопастей. Пока лопасти раскручиваются, они всегда сильно шумят и хлопают. В воздухе совсем другое дело. Может быть, потом просто привыкаешь…

Я едва-едва связки себе не порвал. Сами пилоты и бортач[32] общались друг с другом и с авиационным диспетчером посредством собственных средств связи и прекрасно слышали друг друга даже при негромком разговоре. У всех троих горло было обхвачено лентой ларингофона, заменяющего микрофон, а в мягком шлеме были наушники. Бортач вообще шлем не носил, даже мягкий, только небольшой наушник в одном ухе. Вторым ухом слушал звуки двигателя и ветра, что загулял по всему салону, едва мы начали движение.