Татуиро (serpentes), третья книга трилогии

Берита лица к Охотнику не поднимала. Смотрела на женщин, по очереди на каждую. И с мыслями собиралась. Она пока не знала, что будут хотеть, но не сильно волновалась, потому что не всё нужно знать наперёд: боги всегда здесь. Надо просто начать...

- Из времени до времени и через время, - сказав, замолчала и слушала, как женщины шёпотом повторяют за ней:

- Из времени до времени, через время, время, вре-мя...

- Как дереву и траве, зверю в лесу, рыбе в реке...

- Как дереву и траве...

- Дай нам заботу, Большая Мать!

Берита запрокинула голову. Уже не надо было смотреть на круг. Шёпот женщин начинался одновременно с её словами. Никто не сбился, повторяя, и рука Сании перестала дрожать.

- Дай нам защиту, Большой Охотник!

Лица смотрели вверх, лепестками огромного цветка с серединкой звездой. В такт словам женщины наклонялись вперед, не опуская лиц, и снова откидывались. Казалось, цветок ожил и дышит, шевеля белеющими лепестками.

- Подари нам время, Большая Мать, защити наше время, Большой Охотник!

- Подари нам... Большая Мать...

- Дай! - резко оторвала Берита свои ладони от рук соседок и, подняв над головой, хлопнула, выкрикивая слово.

- Дай!!! - одновременный хлопок прозвучал треском расщепленного дуба в грозу.

- Дай нам день, ночь и день.

- Дай! - руки поднимались над чёрными волосами, сходились в одновременном хлопке и снова опускались, прилипая к соседним.

- Забери с глины воду!

- Забери!!!

- Так хотим! - последний раз сошлись руки над головой, опустились и срослись. Закрылись чёрные провалы глаз, и лица, обращённые к дыре в крыше, будто ослепли от ночного молока.

Берита тоже закрыла глаза. Свет падал на лицо, и она его слышала. Будто пальцы бродили, трогая её мясистые щеки, морщины на лбу, круглый толстый нос. И было страшно, что лёгкость их превратится в жёсткость, как у корней каменного дерева, и вдруг продырявит щёку, вырвет язык. Силен и храбр небесный охотник Еэнн, но пуще того - зол и мстителен. Но её старые сухие ладони упирались в ладони женщин, а их ладони - в другие, и все они были живые, тёплые, полные не волшебного, а самого земного, женского. Тем и сильны.

Остальное теперь - без слов, нельзя и в голове, просто надо хотеть, очень сильно. Того, о чём крикнула Берита и вторящие ей женщины круга. И оно придёт.

Но время тянулось, будто стало тягучим уже сейчас, до исполнения. Не было знака. И Берита испугалась. Хотелось открыть глаза и посмотреть, точно ли все хотят, во всю ли силу? Но нельзя: всё пропадет, исчезнет, виновата останется она.

Ещё немного, ещё сильней! По лбу побежали горячие капли, одна поползла по носу. Воздух в круге почти гудел от напряжения. Ну!..

И на грани отчаяния вдруг всплыла перед закрытыми глазами Бериты картина: отрезанная круглым лезвием голова с тусклыми глазами и дёргающееся тулово на сверкающих тайных вещах.

"Мой нож, я - сильна им", - пришла мысль без слов, хлестнула изнутри по горлу весельем. И будто этого ждал круг. Загудело в центре, собралось над звездой смутное облако, скручиваясь в высокую спираль с острым кончиком, щупающим воздух. И устремилось в дыру, навстречу глазу Большого Охотника.

Женщины не видели, сидели, закрыв глаза, повинуясь обычаю. Гудение, становясь тоньше, превращалось в визг, уходило всё дальше, и выше. И в тишине улетевшего звука комната, вздыхая, наполнилась запахом ночных цветов.

Знахарка опустила руки на колени. Открыла глаза. Женщины сидели, переглядываясь, разминали ладони, молча ждали, что скажет.

- Спать не ложитесь. Дел полно, - сказала Берита, - утром Большая Матерь выйдет на небо и потом ещё раз выйдет. Надо припасы проверить, крыши зачинить, птицу половить, какая недалеко убежала. Дождя не будет. И та вода, что успела прийти, уйдёт.

Ухмыльнулась, услышав, как ахнула Сания, прижимая к щекам ладони, а глаза блестели восхищением и гордостью.

- Берита, жена старого Беру, да поддержат тебя хранители всего, это мы сделали, да?

- Да, дочка. Нос не задирай, часто нельзя того делать.

И поторопила встающих:

- Ну, пошли, бегом, куры, скажите мужчинам, пусть вертятся быстрее.

Сама задержалась. Собирая круглую циновку, качнула растрепавшейся головой. Жена старого Беру, значит. Не сама выбирала, племя ей назначило дерево в мужья, когда пришла Берита из лесу, оставив там свою женскую красоту, и объявила, что не будет у неё мужчины-мужа.

Уходя к раскрытым дверям, позвала:

- Тику? Ты где, старая коряга?

Но ведун не отозвался. Или заснул, тихо сидя в дальнем чулане, или убрёл наощупь по мосткам к соседям, от настоящей ворожбы подальше.

Добираясь к своей хижине, Берита посматривала вниз, на убывающую воду, и улыбалась. В доме глянула на гору вещей в углу. Сухо и нетронуто, даже и разгребать не стала. И работать она не пойдёт. Пусть молодые управляются, а утром, как засветит яркий свет с неба, придут мужчины, зачинят ей крышу, а она цыплят переловит. А сейчас - устала так, что и поесть нету сил.