Татуиро (Serpentes)

Вздохнула так сильно, что закололо в груди, и, прижав свою Ноа за плечи, рванулась ещё выше, туда, где сияла круглоликая Айна, обречённая на вечную любовь к бледному от ярости Еэнну. И, глянув вниз, увидела мир, который жил под тучами, странный мир со странной любовью, которой будто кто-то всё время подрезал крылья. И, плача от жалости, поняла: она его любит. Леса, круглившие кроны огромных деревьев, реки, сходящиеся к морю, в котором она обязательно будет плавать. Серые скалы, торчавшие вдалеке, и бескрайнюю степь за их грядой…В этом мире Синика и старый мыш, птичики, спящие в мокрой листве, лесные коты с мехом цвета молодого мёда, и морщинистые слоны, живущие там, где редко ходят люди. Столько всего!

— Ноа! — голос её усилился, стал тревожным и радостным одновременно, зазвенел, биясь в небо, будто оно твёрдое, как в старых легендах. — Ноа? Этот мир — мой?

— Твой, женщина. Бери его. Но будь с ним ос-сторожна…

— Буду, сестра. Я ведь люблю!

— Любовь бывает раз-зная. Это самый сильный дар, сила силы. Больше него — нет.

— Но я ведь просто… — не договорила, потому что во сне понимала — уже не просто. Она — не просто несчастная девочка Лада с несложившейся судьбой. И надо это принять.

Под рваными облаками мелькала земля, сверкнула ещё одна река, и лес, расступившись, показал песчаные широкие пляжи. Её глаза стали видеть шире, дальше, и сердце зашлось от размеров того, за что ей предстоит отвечать перед судьбой. «А если не справлюсь?» — мелькнуло в голове, но она не спросила этого вслух. Потому что ответ уже был внутри. «Нет разницы в количестве сделанного и во времени, отведённом на все. Главное, чтобы оно было пОлно, моё время».

— Я буду осторожна. И сделаю всё, что смогу.

— С-сможеш-шь многое…

Босых ног коснулся ледяной ветер. Найя поёжилась, глянула вопросительно на подругу и увидела обморочно закрытые глаза, бледную до синевы кожу на скулах.

— Ноа? Что с тобой? — сжала руки на плечах женщины и почувствовала, как та истончается под пальцами, ускользая. Ветер гудел в ушах трубой, а снизу волнами шёл ледяной сквозняк, от которого поджимались и каменели пальцы на ногах. Хватая слабеющее тело, меняющееся под руками, она, следуя логике сна, зная, что и как надо, прижимала его к себе, выкинув из головы мысль о том: полетит сама или — упадёт?

— Я тебя не брошу. Иди ближе, ну! — на лету пыталась уложить вялое длинное тело так, как помнился ей рисунок татуировки, но потом просто прижала к себе одной рукой, а второй взмахнула, чтобы развернуться в полёте.

…И села, сбивая ногами шкуру. Зашуршал в углу мыш, убегая. Синика наискось мелькнул в жидком свете утра, соскакивая с балки.

— Тише! — шёпотом приказала непонятно кому — то ли себе, то ли мышелову. Нагнулась над спящим мужем. Акут захрапел, и Найя потной рукой повернула его голову набок. Сглотнув, задышал тихо, и она, поцеловав ему прохладный лоб, снова прилегла рядом. Ночь выстудила внутренность хижины, и Найя, подтащив сбитую волчью шкуру, укрыла обоих до самого подбородка.

«Ну, здравые, куда убежали?» — призвала она мысли. Вверху через щели сочился серый свет утра. «Летела, — подумала Найя и поправилась, — мы летели. Я и моя Ноа, теперь буду так её называть. Над лесом было хорошо, очень хорошо, радостно, хоть и страшновато. Но то был внутренний страх от… размеров того, что увидела. А потом? Потом показались скалы. Торчали острыми зубами над лесной кашей. И там пришел ужас. Ноа стала… превращаться…»

Она снова увидела, как сходит смуглость с высоких скул, оставляя вместо себя мёртвую синеву. «Ей было плохо, и я повернула, обратно, от скал. Лежу теперь и обдумываю сон. Пусть это всего лишь сон!»

Она положила руку на грудь под шкурой, погладила кожу.

— Когда мы сможем поговорить, Ноа? — спросила шёпотом и замолчала, прислушиваясь.

— Что с тобой было?

В деревне прокричал петух, ему ответил другой, и заблеяла коза. Уже слышался далекий стук, и изредка перекликались сонные женские голоса. «Да ведь сегодня последний день дождей», — вспомнила Найя. Ночью выйдет Еэнн, тучи уйдут, и завтра, уже завтра появится солнце. Солнце-Айна. Странно и думать об этом, она совсем забыла, как выглядит настоящий солнечный свет. Закрыла глаза, засыпая, и улыбнулась тому, что солнце — будет. Но сквозь наплывающий сон пришла и села рядом тревога, как мышелов, терпеливо ждущий добычи. Напомнила: а еще маленький Мерути боится за сестру, надо об этом не забыть.

— Я помню… — сон уносил Найю в тихую лёгкую воду, расчёсывал спутанные волосы, поправлял пряди за ухом, дул на опущенные ресницы.

— Я сделаю всё, что смогу…