Татуированная кожа

В следующую секунду оба бросились вперед, вышибли фанерную дверь и в полумраке увидели маленького высохшего мужичка, перезаряжающего двустволку.

– Ах ты сука!

Ружье отлетело в сторону, мощный удар сшиб стрелявшего на земляной пол. Напарник ударил упавшего ногой, потом они выволокли злодея на свет и несколько раз съездили по лицу. Тот не сопротивлялся. Вид он имел жалкий и убогий – грязный засаленный халат с дырами на локтях, худая морщинистая шея, изможденное лицо с потухшими глазами. Обязательная тюбетейка упала на землю, обнажив незагорелое темя, едва прикрытое редкими тусклыми волосами.

Волк и напарник осмотрелись. Каждый получил заряд точно в середину груди. Дробинки изрешетили куртки и застряли в кевларе. Волку несколько штук вонзились в руку.

– Во власть стрелять? – обогнув дом, к ним подскочил участковый и с ходу заехал чабану в ухо. – Теперь тебе конец, Садык! Сгниешь в тюрьме!

Лицо задержанного, кроме притерпелости к лишениям и страданиям, ничего не выражало. Это было не лицо живого человека, а посмертная маска глубокого старца.

– Сколько тебе лет? – спросил Волк, привычно бинтуясь индпакетом.

– Тридцать четыре, – шевельнулись разбитые губы.

– Сколько?!

– Биографию он потом расскажет, – перебил подошедший следователь. – Где ценности? Выдашь добровольно, мы тебе стрельбу простим.

– Какие у меня ценности? – тяжело вздохнул Садык. – Заходите в дом, сами увидите...

В доме не было ни электричества, ни радио. На стене висела керосиновая лампа, над ней – не работающие часы-ходики в ореховом корпусе. Больше не было вообще ничего, кроме двух грубо сбитых табуретов, самодельного фанерного шкафчика и двух ящиков из-под фруктов, в которых навалом лежало какое-то тряпье.

По грязной кошме ползали голые дети – трое или четверо, в углу сидела женщина, закрывающая лицо полой заношенного халата. Вторая женщина ходила от стены к стене, укачивая грудного ребенка. Она была обута в большие резиновые галоши.

– У него две жены, что ли? – поинтересовался Тимков.

– Да нет, – улыбнулся участковый. – Он двух не прокормит. Это сестра сидит...

Напарник Волка обошел убогую хибару, поскреб утоптанный земляной пол. Спрятать здесь что-нибудь было совершенно невозможно.

– Где же они обычно делают тайники?

Участковый поскучнел и пожал плечами.

– Кто ж их знает. Хитрые... Все по-разному!

Вспышка активности у него прошла. Одно дело – карать Садыка за стрельбу во власть, другое – отнимать кровное богатство у Отца нации. Впрочем, по мнению Волка, никаким богатством здесь и не пахло.

Но Тимков знал, где надо искать. Он вышел на улицу и осмотрелся. Вокруг дома рос бурьян, в нем было протоптано несколько тропинок. Одна вела к отхожему месту – открытой неглубокой яме, вторая – к проржавевшему перевернутому корыту. Следователь отбросил корыто в сторону.

– Копайте здесь!

Через несколько минут Волк вытащил из свежей ямы тяжелое, обвязанное тряпками и полиэтиленом ведро. Из него полились цепочки, браслеты, перстни, кольца, серьги... Легкий ветерок шевелил ярлыки, золото тускло отблескивало на солнце, зато разноцветные камешки радостно испускали яркие, остро колющие глаза разноцветные лучики.

– Не захотел нам помочь, Садык? – укоризненно спросил Тимков. – И себе хуже сделал. Сейчас отвезем тебя в тюрьму, и пойдешь по двум статьям – за укрывательство и покушение на убийство.

Хранитель молчал.

– Что общего между Нигматулиным и этим Садыком? – спросил Волк.

– Родственники, – пояснил участковый. – Чужому человеку богатство не доверишь...

– Родственники?! Почему же Шариф ему не помогает?

– Помогает. Часы подарил, видели? Садык очень гордился.

Следователь, усевшись на землю и подвернув ноги по местному обычаю, составлял опись. Вокруг стояли полукругом Садык и его семья. Стояли молча, и только по мертвым глазам и безнадежным позам можно было определить, что происходит нечто ужасное. Казалось, это понимают даже жмущиеся к взрослым три голых маленьких мальчика.

– Послушайте, – Волк наклонился к Тимкову. – Давайте дадим им что-нибудь! Хоть это и нарушение, черт с ним! Они же с голоду умрут! Как будто они сами взяли, а мы ничего не знаем!

Он говорил это от отчаяния, понимая, что в серьезных делах эмоциями никто не руководствуется и просьба его невыполнима. Но следователь неожиданно вытянул из общей кучи несколько золотых цепочек и, не глядя, протянул ему.

– Спасибо, – прочувствованно сказал Волк. Следователь казался ему сухарем, педантом-крючкотвором, а сейчас он сделал жест, перечеркивающий эти представления. Раздавая подлежащее конфискации имущество, он рисковал карьерой. А может быть, и чем-то большим.

– Возьмите! – радостный Волк протянул драгоценности жене хранителя. – Купите одежды и еды детям...

Женщина не пошевелилась. Волк подумал, что она не понимает по-русски, и попытался вложить цепочки ей в руку, но она спрятала руки за спину. Он подошел к сестре, но история повторилась. Твердо сжатые губы, руки за спиной, невидящий взгляд.

– Возьми! Не хотите продавать, будешь сама носить!

Сестра сделала шаг назад. Потом еще один. Потом повернулась и побежала к хибаре.