Все умолкают. В баре устанавливается тяжкая тишина. Я почти слышу, как потрескивает неоновая вывеска.
— Пойдем, Докмай, подготовим боксы.
Нет. Моя подруга-бунтарка. Которая всегда говорит то, что думает. Которая всегда защищается, когда на нее нападают. Которая ничего не боится… Она покорно опускает голову. Ее голос остается бесстрастным. Почти спокойным. Я смотрю, как она уходит к занавеске, словно волна, убегающая к горизонту. Ее мирный тон удивил меня, но в глубине души я ей за него благодарна.
— Сегодня ты учишься, — бросает сутенерша, не глядя на меня.
Я сижу в конце стойки, подальше от других девушек, особенно от Ньям и ее язвительных речей. Нет устроилась с левой стороны от меня, ее тело служит мне щитом.
— Ты слышишь, Докмай? Поможешь мне обслуживать клиентов. Из бара сможешь наблюдать, как работают другие девушки. Начнешь завтра.
Я чувствую, что все на меня смотрят, и прислоняюсь к стойке, чтобы унять дрожь.
— Но это не значит, что сегодня ты будешь отдыхать, — холодно продолжает старуха. — Давай шевели булками, иди ко мне. Мы открываемся через десять минут.
Я вскакиваю. И забываю об одной детали. Я на каблуках. Я едва не вытягиваюсь во весь рост на полу и цепляюсь за Нет. Хохот. Боль в сердце.
— Да осторожно ты, черт!
Моя подруга. Моя союзница раздражается и тихо меня отчитывает. Я чувствую, что от неуклюжего движения мой новый образ рассыпается. Уверенность в себе тает. Я недостаточно сильна. Я недостаточно смела. Я выпрямляюсь, выскребая со дна души остатки гордости.
— За баром пить нельзя. Если только клиент не угостит тебя коктейлем. Тогда не наливать в стакан спиртного. А уж тебе особенно. Ты и так еле на каблуках стоишь, так что…
Смешки профессионалок, с которых я должна брать пример. Вечер будет тянуться долго.
— Здесь у нас виски. Там — водка…
Сутенерша перечисляет странные, незнакомые, непроизносимые названия. Херес, ром, текила, джет двадцать семь, кюрассо. Она говорит о коктейлях, о смесях. Она показывает, как добиться гармонии цвета напитков, как смягчить горло, чтобы ублажить тело. Старуха уверенно манипулирует бутылками, которые пускаются в пляс под ее руками. Мне кажется, что я попала в логово колдуньи.
— В любом случае, я буду рядом. Не волнуйся. Всем девушкам требуется какое-то время для того, чтобы выучить названия спиртных напитков.
В первый раз с тех пор, как я вернулась из боксов, старуха смотрит прямо на меня своими желтыми глазами. Они ободряют меня, они помогают распрямиться.
— Ньям, иди открывай!
Кошка спрыгивает с табурета. Она грациозно вытягивает ноги, длинные и тонкие, как бамбуковые стебли. Направляясь к выходу, она едва заметно поворачивает голову в мою сторону, ее кроваво-красные губы искажает усмешка. «Видишь? — словно бы говорят они мне. — Ты никогда не сможешь ходить так, как я».
На этот раз стрела не достигает цели. Старуха стоит рядом со мной и помогает не дрогнуть. Мне удается даже выдержать зеленый взгляд.
Лучи близкого вечера лежат на полу, словно указывая путь, по которому вскоре должны будут проследовать клиенты. Некоторые девушки, до того сидевшие у бара, встают и идут к витрине, к входу. Они начинают, словно играя, изгибаться и потягиваться. Они выпячивают грудь, ягодицы, вытягивают шею, поднимают волосы на затылке, предлагая себя клиентам. Вскоре к ним присоединяется Нет, тело которой как будто танцует. Настоящий спектакль.
— Надо уметь дать понять клиенту, что ждет его внутри, — шепчет сутенерша, словно открывая секрет.
Я наблюдаю, пытаясь впитать в себя позы девушек. Потому что завтра, да-да, завтра, мне придется, подобно им, делать прямые линии своего тела изогнутыми.
— Посмотри на Ньям. Никто не умеет так заинтересовать клиента.
Ньям стоит слева от входа. Боком. Ее правая нога, прямая, как струнка, остается в тени. Левая освещена желтым лучом заходящего солнца и красным неоновым светом «Розовой леди», колено слегка согнуто. За полуоткрытыми ярко-красными губами виднеются белые зубы… Блестящие зубы. Ее зеленый взгляд смягчился. Он больше не обжигает. Он льется на прохожих. Ньям. Теперь я понимаю значение ее имени. В ее глазах плещется вода, внушая желание освежиться.
— Ну что я говорила?
Подходит клиент. Европеец с седыми волосами и обожженным солнцем красным лицом. Белая шерсть покрывает его грудь и поднимается к шее. Настоящая шкура. Он улыбается Ньям.
— Готовься. Сейчас начнется.
Старуха словно объявляет начало боксерской схватки. Клиенты прибывают. Высокие, маленькие, белые, азиаты. Их так много, что я вынуждена прекратить наблюдение и заняться звякающими бутылками. Музыка становится громче, гул голосов тоже. Ритмичный шум постепенно заглушает стук моего сердца, бьющегося в виске. Мои руки мелькают, они переворачивают стаканы, нарезают фрукты, ласкают кусочки льда. Я вслушиваюсь в заказы и в следующие за ними инструкции сутенерши.
— Текила санрайз.
— Текила, апельсиновый сок и гренадин. Не забудь лед! Улыбайся клиенту, черт тебя дери!