— Напоминаю, что решения тут принимаешь не ты, — цедит она, сжимая кулаки и сдерживаясь, чтобы не повышать голос. — А им занимается Ньям. И она вроде бы даже в конце концов пришлась ему по вкусу.
Я оборачиваюсь, чтобы убедиться в правоте ее слов. Я вижу свою соперницу, которая что-то шепчет, глядя французу в глаза. Сидя рядом с ним, Ньям изгибается и извивается, пытаясь погрузить его в волны своего тела. Но он не поддается. Он верен мне, а я — ему. Я вижу, как его пальцы расправляются в кисточки, и у меня начинает покалывать щеки. По телу бегут мурашки желания.
— Немедленно иди к тому гостю, — рычит далекий голос.
Я повинуюсь. К тому гостю.
— Докмай, — шепчет он мне, и только мне, протягивая руку.
Кто-то встает между нами. Леопардовое платье и змеиные глаза. Соперница.
— Ты забыла, где находишься? Иди к своей стойке, — шипит она, отталкивая меня.
Ее вызывающий жест пробуждает все мои фантазмы, мне хочется убить ее прямо на месте. Мне хочется обрушить на нее годы сдерживаемого гнева, оглушить ее своими несчастьями и доказать себе самой, что однажды я наберусь смелости отомстить тигру. Непобедимая ненависть поднимает мою руку. Но в тот момент, когда я собираюсь опустить ее на соперницу, кто-то хватает меня за запястье, и так крепко, что высвободиться я не могу.
— На твоем месте я бы этого не делала, Докмай. Или мы распрощаемся навсегда, — бросает сутенерша мне в спину. — Будь благоразумной и иди к господину, который ждет тебя у стойки.
— Докмай…
Француз чувствует, что она хочет нас разлучить. В панике он торопливо достает из кармана бумажник, единственное эффективное оружие против старухи.
— Сударь, — говорит она по-английски, — мне очень жаль вас огорчать, но начало вечера у Докмай занято. Подождите вашей очереди.
— Я заплачу больше. Три тысячи!
После вмешательства сутенерши все взгляды устремились на нас. На мое тело, которое превратилось в ставку в этой игре. Внимательней всех, ожидая вручения приза, наблюдает за нами своими похотливыми глазами пятидесятилетний толстяк. Я спрашиваю себя, заплатил ли он уже за возможность попасть в мой бокс. Сколько он отвалил за то, чтобы лишить меня моей любви? Он улыбается, подмигивает мне, и у меня в животе поднимается волна тошноты.
Я умоляюще оборачиваюсь к старухе, я готова упасть на колени, чтобы она вернула мне свободу за три тысячи батов. Но она меня не видит. Она смотрит на бежевые, сияющие в неоновом свете банкноты. Ньям тоже не сводит с них глаз, понимая, что француз поставил на кон ее гордость. Если старуха примет деньги от моего любимого, Ньям будет унижена.
— Докмай, — говорит старуха неестественно спокойно. — Не заставляй клиента ждать.
Ее приказ вызывает у меня вздох облегчения. Не теряя ни секунды, я направляюсь к Оливье… Но рука сутенерши, по-прежнему сжимающая мне запястье, грубо разворачивает меня в другую сторону.
— Ты неправильно меня поняла, девочка моя, — говорит она, зловеще улыбаясь. — Я говорю о другом клиенте.
X
Человек в маске
Армия призраков рассеялась после встречи с женщиной. Но человек в маске продолжает бежать, прыгая из тени в тень, скрываясь от своей вины.
Перебираясь через яму с грязной водой, разделяющую два тротуара, он спрашивает себя, почему не убил тигра раньше. Почему он двадцать лет слушал свой внутренний голос, призывающий к мщению. И почему его растрогали мольбы бедной женщины.
«Я не могу оставить его в живых, — думает он. — Если я не убью его, проклятие будет по-прежнему висеть надо мной».
Человек в маске уже дошел до конца Тханон Сатхорн. Он видит вдали знакомое величественное серое здание, последний этаж которого вонзается в беззвездное небо. Когда-то роскошная, а затем из-за разорения покинутая владельцами башня. Человек вспоминает, как десять лет тому назад Пхра Джай, спокойно сидя в его лачуге, объявил ему о банкротстве их страны. Экономический кризис. Сотни недостроенных зданий, чьи подрядчики разорились. Десятки людей, испугавшись нищеты и разбитых надежд семьи, разбились сами, сбросившись вниз, на асфальт, с верхних этажей. Экономика восстановилась, а пустые башни остались мрачными памятниками тому времени.
Когда человек в маске смотрит на них, он всегда спрашивает себя, почему он решил остаться призраком на этом свете, почему не вскрыл себе вены. Почему предпочел превратиться в привидение здесь, а не там. Встречаясь с такими же несчастными, как он сам, видя в их глазах пропасть, свидетельство существования ада, он понимает, что они тоже задают себе подобный вопрос. И не умирают потому, что не нашли на него ответ.