– Как бы вам сказать… Может, это, конечно, глупость, но я всегда думала, что коли ты пришел к психиатру, то, считай, уже признал себя больным.

– То есть по этой причине…

– Да, я понимаю, что это глупо звучит. Но вы поймите – ведь только когда оглядываешься назад и все эти истории вспоминаешь, только тогда они кажутся чем-то странным… То есть, конечно, это было странно с самого начала и пугало, но… После того случая на шашлыках мы поволновались, но со временем все улеглось. Разговор про врача был у нас, был… Как раз после того, когда мальчик на стройке погиб… Но тогда мы все это списали на стресс. Думали, Андрей переживает сильно. В общем, как оно бывает: поговорили и забыли… Тем более потом-то все было хорошо!

– Андрей навещал вас после переезда в Петербург?

– Да, однажды. Мне даже показалось, он как-то похорошел, пока там жил, заметно повзрослел, рассуждать по-другому стал. Даже внешне изменился! Конечно, я рада была. Ведь все время боялась поначалу, как бы там с ним чего не случилось: совсем один, в чужом городе… Тем более, когда уезжал, как-то плохо ему было, сильно он горевал. Я его даже отпускать не хотела, но потом смирилась…

– А в тот приезд вы ничего странного не замечали?

(Долгое молчание.)

– Вроде бы нет. Скорее наоборот – он радостный был. Говорил, что нашел хорошую работу, нашел друзей. Нет, странного ничего не было… Хотя… Нет, ерунда, конечно…

– Расскажите!

– Ну, даже не знаю. Наверное, это и правда глупо… Какой-то он… горячий был.

– Горячий?

– Ну, знаете, как будто температура у него постоянно держалась. Он у нас всего пять дней пробыл, и все это время тело у него, мне казалось, прям горит! На вид-то здоровый, бодрый, улыбался постоянно. Я и температуру его заставляла мерить несколько раз, а у него тридцать шесть и шесть. Я даже градусник новый купила, но и там картина та же. Прошу Максима, чтобы он Андрюше лоб потрогал, а он: «Да вроде все нормально». Но на Максима в таких вопросах без толку надеяться. Даже когда у меня под тридцать девять было, он и то говорил, что все нормально. В общем, списала я все на свою мнительность. На переживания…

Глава 18 Прощание с другом – Долгий путь вниз – Дверь

Звонок бешено дребезжал, сводя с ума. Андрей вынырнул из глубин записей Смолина и поспешил к двери. Но что-то было не так. Дверной звонок звучал как-то иначе. Неестественно.

Андрей распахнул дверь.

На темной площадке, в окружении тонущих в полумраке обветшалых стен, стоял Роман. Голова опущена, подбородок плотно прижат к груди, а изо рта на бордовый свитер капает слюна. Ноги вывернуты самым неестественным образом, изгибаясь там, где изгибаться совсем не должны. Правая ступня, обутая почему-то в тапок-заяц, смотрела на Андрея, тогда как левая, босая, была вывернута в сторону, отчего острое колено выпирало под тканью узких песочного цвета брюк. Роман тихо мычал, пошатываясь на месте, словно пьяный, и почему-то сжимал в правой руке остро заточенный карандаш.

– Рома, – позвал Андрей, понимая, что случилось нечто ужасное, но все еще не готовый поверить в это.

Роман медленно поднял голову, и на Андрея уставились слепые глаза, покрытые белой пленкой, сквозь которую сочилась и стекала по щекам мутная жидкость. Рот стягивали грубые стежки толстой нити. Лоб друга покрывала свежая кровь. Алые ручейки огибали нос, спускались к зашитым губам. Кровь текла из раны… в виде числа 314. Существо, бывшее Ромой, скорчило нелепую гримасу, словно в улыбке. И тут же невероятно быстро для своих изломанных, вывернутых ног бросилось на Андрея, подняв руку с карандашом.

Андрей отступил, попытавшись захлопнуть дверь; существо неуклюже грохнулось на пороге, но тут же стало подниматься. Андрей все еще не верил в происходящее. Но правда была прямо перед ним: Ромы больше нет…

Андрей позволил другу подняться и снова посмотрел в его окровавленное лицо, на слепые глаза, на зашитый, словно в наказание за многословность, рот. Он не чувствовал ужаса, глядя на пугающе изменившегося друга, лишь испытывал жалость и отчаяние. Роман тем временем сделал очередной грубый выпад и вновь повалился на пол. Если он и пытался убить Андрея, то шансы у него были невелики. Мыча и неуклюже барахтаясь, он силился подняться на изувеченные ноги, но те лишь глупо скользили по линолеуму. Он напоминал жука, упавшего на спину и не способного перевернуться.

Андрей оставил его в коридоре – ушел на кухню, а когда вернулся обратно, сжимая в руке нож, чудовище уже поднялось и, нелепо переставляя изуродованные конечности, направилось в его сторону.

Андрей приблизился, пинком выбил карандаш из руки Ромы, и тот снова повалился на пол, на этот раз опрокинувшись на спину. Андрей встал сверху, расставив ноги, и занес нож… Долго смотрел на жалобно мычащее и перебирающее руками существо, что мучилось в бессмысленных попытках ухватить Андрея за ногу: непослушные скрюченные пальцы лишь скользили по штанинам. И тогда Андрей заплакал. Рука, сжимающая нож, дрогнула, оружие упало на пол, тихо звякнув.