Татуировка

— По моим данным, там у них есть такой авторитет, его все боятся. Прозвище — Чеченец.

— Людей бы добавить, — скорее по привычке произнес Дмитрий.

— Меньше благотворительностью занимайся, — снова не сдержался Зотов.

Разговор с начальством был бессмысленным, но хотя бы на этот раз не принес вреда. Сбегая по лестнице из кабинета Зотова, Дмитрий взглянул на часы. Отпевание в храме уже наверняка кончилось.

— Я Алексея Пахомовича помню молодым, когда сам был вообще как сверчок. Сколько раз он меня рисовал для своих плакатов! И конечно, художник он знаменитый, разными премиями его награждали, но каким он хорошим человеком был — это я знаю лучше многих! А теперь вот, Алексей Пахомович, ты тут лежишь в гробу и не знаешь что у меня и квартиру жулики отняли, которую ты помог получить, и почетные мои грамоты. Спасибо милиции, может назад отсудят.

Пожилой, небольшого роста человек, на котором нелепо висела разношерстная одежда, произносил речь с небольшого холмика свежевырытой земли. Гроб стоял рядом с неглубокой могильной ямой. Вокруг толпилось человек тридцать, в основном пожилые мужчины, многие в беретах, бородатые. Несколько корреспондентов суетливо снимали выступавшего телекамерами.

— Какой кадр! Какой кадр! — приговаривал молодой человек из российского телеканала, сладострастно потирая руки. — Попросите его еще раз повторить эту речь прямо в камеру! — сказал он вдове художника. — И пусть про губернатора скажет, о том, что это городская власть превратила героев блокады в бомжей!

Но вдова, одетая во все черное, сделала вид, что не слышит суетливого телевизионного человека.

Агния стояла немного в стороне, речей она произносить не собиралась, о каком-то специальном материале для своей газеты тоже не думала, да и на кладбище поехала почти нечаянно. Просто из автобуса, в который садилась публика после отпевания, ее окликнул художник Кирилл Агеев, в мастерской у которого она была совсем недавно, друг детства Антона Шолохова.

— Агния Евгеньевна, здесь есть место! Вы с нами едете?

«Ну конечно, Агеев тоже здесь — ведь он же ученик Федорова», — подумала она. Отказываться было неловко, и Агния пошла к автобусу.

— Мы тоже с вами поедем, это же близко, — обрадовался телевизионщик, с которым она в последний год часто виделась на разных культурных действах, но до сих пор не запомнила его имя.

— Это знаменитый блокадный мальчик, Николай Николаевич. Его на многих плакатах изображали в советское время. А сейчас он бомжует, представляете? — негромко объяснил Агнии Кирилл Агеев на кладбище.

Телевизионщики и газетчики, которые разочарованно кучковались поблизости и уже жалели, что потащились на погост — ничего особо примечательного здесь не происходило, — услышали слова Кирилла. А в результате на другой день газета «МК в Питере» выдала на первой странице громадный заголовок: «На похоронах знаменитого художника с надгробной речью выступил бомж». Под заголовком набрали только несколько строк, основной же текст, как обычно, скандальный, поместили на обороте. И рассказывала статья о том, что в доме, часть которого занимает прокуратура Петроградского района, у человека, который вписал свою жизнь в историю города, жулье отобрало квартиру. А прокуратура делает вид, что этого не знает. Пора бы выяснить: сколько стоит это хорошо проплаченное незнание?

Николай Николаевич Иванов снова сделался героем телеканалов. Операторы во всех подробностях показали его обход дворовых помоек, а потом те самые плакаты, с которых он смотрел ребенком на жителей страны. Но если бы они остановились только на этом! Они углядели дверь прокуратуры Петроградского района, подстерегли у нее Дмитрия и набросились на него как стая молодых волков.

— Почему вы бездействовали, когда на ваших глазах отнимали квартиру у героя блокады?! — с честным пристрастием допрашивал один.

— Не прячьте лицо от камеры! — требовал другой. — Пусть вас видят все россияне!

— Вы признайтесь, сколько вам дали за эту квартиру! — с циничной улыбкой всезнающего человека интересовался третий.

Дмитрий, с трудом удерживаясь, чтобы не врезать в эту циничную самодовольную рожу, демонстративно подчеркивал свою политкорректность. А сзади, оттесненный телевизионщиками, понуро стоял сам герой — Николай Николаевич Иванов.

— Да им-то как раз спасибо, — приговаривал он. — Они-то мне и помогли! — Но его никто не слышал и в этот момент не снимал.

Кадры, в которых Дмитрий выступал в роли главного злодея, показали не только по федеральному каналу, но и по Евровидению. Сам Самарин их не видел, но Агния, едва только он появился на экране, позвонила к нему домой и застала Штопку.

— Я много от них навидалась бесстыдства, — оправдывалась потом сестрица, — но чтоб такого! Димка же честнейший человек! — Ей было неловко — ведь это именно ее разговор с Агеевым подслушали телевизионщики. — Сегодня же напишу опровержение, — пообещала она Штопке.

У нее даже текст в голове сложился, этакий насмешливо-едкий. Но к вечеру она так устала, что решила перенести написание его на утро. А утром появились другие дела.