Татуировка

— Именно так, Олечка, как это ни глупо, точнее, издевательски звучит. Только она одна и может туда поехать. К Геннадию. К тому же у нее там какое-то отделение ее фирмы.

— Что ж, пусть она его сюда и везет.

— Оля, подождите! Тут еще такой дурацкий момент. Как я понял, вы считаете, что Гену надо доставить сюда…

— Ну а куда же еще… У него тут родители… — ей все еще было трудно выговорить это слово, — похоронены.

— Олечка! Я, слава Богу, это знаю. Только ведь тут живу я! А хоронить Геннадия здесь по моим документам… сами понимаете!

— Господи, Миша, что же тогда делать? Я совсем запуталась.

— Похоронить надо там — это единственный вариант. На русском кладбище. У них там наверняка уже есть русское православное кладбище. Хотя он вроде бы некрещеный?

— Да какое это теперь имеет значение, Миша! Пусть Наташа едет и делает все, что сочтет нужным. Разве теперь это имеет значение!

— Хорошо, Олечка… Я же его спасал, когда отправил по своим документам, а как все нелепо повернулось!..

Своим парням Ольга ничего не сказала. Они успели поужинать без нее, разбрелись по комнатам, и она съела, не разбирая вкуса, прямо из кастрюли что-то холодное, быстро приняла душ и попыталась уснуть. Ей показалось, что она едва задремала, когда услышала, что надрывается телефон. Первая ее мысль была о Геннадии: ничего с ним не случилось, просто он придумал еще одну дурацкую шутку, и сейчас она услышит его сатанинский хохот по телефону. Но голос был женским, с явным кавказским акцентом.

— Ольга Васильевна! Ольга Васильевна! Это я, Ева Захарьянц, мама Гоши! Вы спите?

«Так! Спектакль продолжается», — уныло подумала Ольга и, с трудом скрывая раздражение, проговорила:

— Теперь не сплю.

— Ольга Васильевна! Гоша к вам сегодня в школу приходил?

Еще не хватало, чтобы он и на самом деле взял доллары!

— Приходил, но я его не видела.

— Он именно к вам собирался.

— Да, мне сказали, что он меня спрашивал, но почему-то не дождался.

— Он хотел с вами о курсовой посоветоваться, а потом в университет.

— Ева, простите меня за этот вопрос, — решилась Ольга, — но, когда вы пришли домой, вы ничего необычного не заметили?

— Вы что-то знаете? Ольга Васильевна, скажите мне, как мать матери, что случилось? Гоша не пришел домой, Ольга Васильевна!

— Не пришел? — удивилась Ольга. — А где же он?

— Я потому и звоню вам. Может, вы знаете, куда он мог отправиться? Уже три часа ночи, метро не ходит. Он всегда звонил, если после десяти задерживался! Я чувствую, я сердцем чувствую, что с Гошей случилось что-то страшное!

На том конце провода начались рыдания. Ольга попыталась успокоить несчастную мать:

— Ева! Может быть, у него элементарно нет денег ни на телефон, ни на такси и он идет пешком. У меня самой так было недавно…

— Откуда у него деньги на такси! Мы бедные люди! Я купила ему телефонную карточку, он ее всегда носит с собой в паспорте, ему же без паспорта никак нельзя…Что делать, Ольга Васильевна! Я боюсь звонить в морг — это же накликать беду! И в милицию тоже боюсь, вы же знаете, как там с нами разговаривают! Но что-то надо делать!

Гошиной матери, Еве Захарьянц, было чуть за сорок. Первую половину жизни она прожила в Армении, в Спитаке. Была доцентом в местном педвузе, обучала студентов методике преподавания русского языка в начальных классах. Потом, еще при Горбачеве, там случилось землетрясение, которое разрушило весь город, полностью. Мужа, пролежавшего два дня под развалинами, вытащили живого, веселого и бодрого. У него только была придавлена рука рухнувшей балкой. Через полтора часа он умер — тогда еще не знали, что собственная застоявшаяся кровь может оказаться своего рода ядом.

Сама Ева вместе с Гошей за несколько минут перед землетрясением отправились искать кошку, которая ни с того ни с сего выскочила в окно и, как обезумевшая, помчалась по улице. Они громко звали кошку и вдруг услышали истошный собачий вой, который возник со всех сторон, и тут же прямо перед ними стали оседать и рушиться дома. Ева обхватила семилетнего Гошу, и они стояли посреди улицы, а кругом, вздымая кучи пыли, почти бесшумно расходились стены, проваливались крыши. Кошка к ним так и не вернулась, но они остались живы. Похоронив мужа, Ева решила временно уехать в город своей юности — Ленинград. Здесь она кончала Герценовский. Президент СССР Горбачев обещал, что через два года у них в Спитаке будет новая квартира, а пока они как беженцы могли переехать в любой город Советского Союза, даже в Москву. Но скоро уже и Советского Союза не стало, и Горбачев перестал быть президентом. Кое-что, конечно, в Спитаке построить успели, но не для нее с . сыном. И спросить стало не с кого. А в Ленинграде она жила по временной прописке в общежитии и работала дворником, вахтером и уборщицей. Такая у нее получилась судьба.

— Ева! Прежде всего успокойтесь и подумайте, у кого Гоша мог быть вечером, — посоветовала Ольга.

— Я об этом хотела у вас спросить. Телефоны его одноклассников, с кем дружил…

Ольга зажгла настольную лампу, порылась в старом толстом блокноте и продиктовала несколько телефонов. Говорить сейчас про доллары было бессмысленно.