Тауэр, зоопарк и черепаха

Не в силах больше выносить этих мыслей, он встал и оделся в ванной, чтобы не тревожить жену. Он вышел из Соляной башни, не позавтракав, и почти не обратил внимания на летевшие сверху хлопья снега, похожие на птичьи перья. Он переходил от одного вольера к другому, пытаясь себе представить, как звучал бы теперь голос мальчика. Проводя одиннадцатичасовую экскурсию, он так и не собрался с духом отвести туристов на лобное место и лишь показал, где оно находится, стоя в дверях церкви и прощаясь со словами, что экскурсия уже закончилась. От возмущения даже американцы, которым бифитеры всегда прощали слабые познания в английской истории из-за неизменной щедрости, не оставили чаевых. Он прошел через Тауэрский луг к Водному переулку, но там в толпе туристов ему то и дело мерещился сын. Он отправился проверить, надежно ли запирается загон комодского дракона и готов ли зверинец к приему посетителей, которые ожидались уже через два дня. Однако, проверяя надежность засовов, он был в состоянии думать лишь о том, как Милон радовался бы громадной ящерице, способной опрокинуть лошадь.

Он вспомнил о встрече с посланником из дворца, только когда заметил, как тот шагает по крепости, кутаясь в пальто. Бифитер поспешил в «Джин и дыбу», ругая себя за то, что так и не смог придумать внятного объяснения, куда подевались птицы с желтыми бровями, и резко распахнул дверь.

— Что значит пингвинов нет? — спросил Освин Филдинг, опираясь на столик под вставленным в рамку автографом Рудольфа Гесса.

— Они так и не прибыли, — пояснил Бальтазар Джонс, понизив голос, чтобы не услышали другие.

— Тогда где же они?

Бифитер поскреб белую бороду.

— В данный момент я не могу ответить на этот вопрос, — сказал он. — Водитель говорит, заехал на заправку, а когда вернулся от кассы, обе двери, и задняя, и пассажирская, были открыты, а пингвины исчезли.

— Кто был на пассажирском сиденье?

Бифитер отвернулся.

— Один из пингвинов, — пробормотал он.

— Проклятье, — сказал конюший, проводя ладонью по остаткам волос. — Аргентинцы решат, что мы специально их потеряли. Не хотелось бы нового скандала. Послушайте, если кто-нибудь спросит, где они, отвечайте, что они приболели из-за переезда или что-нибудь в этом духе и что сейчас они у ветеринара. А я тем временем потихоньку все выясню.

Освин Филдинг отхлебнул апельсинового сока, внимательно глядя на бифитера.

— Есть что-нибудь еще, о чем мне следует знать? — спросил он. — Я не хочу никаких неожиданностей, когда зверинец откроется для посетителей.

— Все остальное идет строго по плану, — заверил бифитер. — Если не считать странствующего альбатроса, все животные чувствуют себя прекрасно. Жирафам очень понравилось в крепостном рву.

Придворный нахмурился.

— Каким жирафам? — спросил он.

— Ну, таким, с длинными шеями.

— У ее величества нет жирафов.

Бальтазар Джонс смутился.

— Во рву их четыре штуки, — сказал он.

— Я же дал вам список! — прошипел Освин Филдинг. — В нем не было никаких жирафов.

— Ну, наверное, кто-то решил, что они тоже принадлежат королеве. Когда я приехал в зоопарк, они уже были в грузовике. И я подумал, что вы просто забыли включить их в список.

Последовала пауза, во время которой оба джентльмена сердито глядели друг на друга.

— Что ж, подведем итоги, йомен Джонс, — сказал конюший. — Пингвины королевы исчезли, и лондонский Тауэр похитил жирафов, принадлежащих Лондонскому зоопарку.

Бифитер заерзал на стуле.

— Можно отправить жирафов обратно и сказать, что произошло недоразумение, — предложил он.

Освин Филдинг придвинулся к нему:

— Очень сильно сомневаюсь, что можно незаметно провезти через весь Лондон четырех жирафов. Об этом напишут в газетах, и мы с вами будем выглядеть круглыми идиотами. Я позвоню в зоопарк и объясню, что мы позаимствовали животных на время. Будем надеяться, что они не захотят поднимать шум, и мы отправим жирафов обратно через пару месяцев, когда страсти утихнут. Если в зоопарке начнут возмущаться, я им напомню, что они сделали со слоном Джамбо.

— А что они сделали со слоном Джамбо? — спросил бифитер.

— Продали его Барнуму, хозяину американского цирка, за две тысячи фунтов. Это вызвало всеобщий гнев. В «Таймс» посыпались письма. Дети всей страны были в слезах, королева Виктория — в ярости.

Освин Филдинг откинулся на спинку стула со вздохом, способным пробудить мертвеца.

— Хотя бы землеройка жива? — спросил он.

— Я видел утром, как она шевелилась.

— Ну хоть что-то хорошее.

Когда конюший и бифитер расстались, Руби Дор унесла их кружки и выглянула в окно посмотреть, не идет ли снег. Но когда она разглядела улочку сквозь стекло, на котором в восемнадцатом веке кто-то нацарапал оскорбительное высказывание относительно гигиенических привычек хозяина заведения, оказалось, что от снега уже нет и следа. Страшно разочарованная, она вспоминала, какие были зимы в ее детстве: отец катал ее на санках во рву, бифитеры устраивали битвы снежками, куда более яростные, чем вошедшая в историю оборона бифитерами Тауэра во время Крестьянского восстания в 1381 году.