Тауэр, зоопарк и черепаха

Он прошел по коридору до своей холостяцкой гостиной, где проводил больше времени, чем ему бы хотелось. Успешно избежав соприкосновения с выскочившей пружиной, он сел на диван, доставшийся ему от предыдущего капеллана, как и вся остальная разрозненная мебель. Раскрыв биографию Черного Джека, назначенного на должность крысолова и истребителя кротов при королеве Виктории, он принялся читать. Но уже скоро понял, что мысли его сосредоточены на той, что так и не пришла в церковь. Он посмотрел на семейную фотографию на каминной полке, сделанную на Рождество, когда все его шесть сестер с мужьями и многочисленными отпрысками приехали к нему в гости. Перебегая взглядом по знакомым лицам, он ощущал горечь неудачника, единственного члена клана, который до сих пор не обзавелся собственной семьей.

В носу до сих пор стоял запах крысиного помета, и потому он взял с приставного столика бутылочку Спасительного Средства и капнул себе на язык пару капель. Его вера в мистическую силу зелья из пяти трав и прочие, еще более безумные дистилляты друидов, рецепты которых хранила народная медицина, была так же безгранична, как вера в Святого Духа. По мере приближения к среднему возрасту капеллан все чаще покупал профилактические снадобья, какие только ему попадались, и в его шкафчике в ванной стояли всевозможные новейшие настойки и микстуры, помогавшие в самом деле или в воображении при всех расстройствах здоровья. Преподобный отец покупал их, твердо веря, что тело, не согретое любовью, становится уязвимо к болезням.

Это убеждение имело под собой некоторые основания, хотя и не особенно надежные. Он видел, как его престарелая мать долгие месяцы лежала в больнице, лицо у нее было цвета овсяной каши, и все семейство не сомневалось, что она в любой миг может предстать перед Создателем. Они были настолько уверены в близком финале, что уже выбирали музыку для похорон, а флорист замер в низком старте. Натянув одеяло до поросшего жесткими волосами подбородка, Флоренс Дрю говорила лишь о том, что скоро встретится на небесах с мужем. Она боялась только лишь, что он может ее не узнать, потому что болезнь искорежила тело.

Однажды ночью пациент из палаты напротив, к которому никогда не приходили посетители, вылез из кровати, пришел и сел на серый пластиковый стул рядом с ней. Включив ночник, Джордж Праудфут сунул руку в карман новой пижамы, которая должна была стать для него последней, вынул книжку в мягкой обложке и принялся читать ей просто для того, чтобы перед смертью услышать свой голос. Он приходил каждую ночь, но вдова ни разу не показала, что сознает его присутствие.

Когда однажды ночью он не пришел, она сама его позвала. Ей была невыносима мысль, что она умрет, не узнав, чем все закончилось. Джордж Праудфут, который уже стоял одной ногой в могиле и едва мог говорить, все-таки дополз до серого пластикового стула. В чем душа держится, он принялся рассказывать финал истории на память, потому что уже не мог читать. Поворот сюжета оказался настолько неожиданным, что Флоренс Дрю тут же попросила его о новой истории, и он приходил каждую ночь, давая волю своей фантазии. Вдова лежала завороженная, повернув к нему голову и не в силах ни на минуту отвести глаза от его губ. А ее пальцы, скрюченные от старости, словно ветки орешника, испуганно вцеплялись в край одеяла или же подтягивали простыню, чтобы вытереть слезы, ручьем лившиеся по щекам.

Она вдруг перестала думать только о надвигающейся смерти, потому что Джордж Праудфут неизменно откладывал окончание на следующую ночь, ибо слишком был слаб, чтобы рассказать сразу все до конца. Он тоже перестал молиться о том, чтобы Господь прибрал его как можно быстрее, потому что ему хотелось придумать финал очередной истории, который он хотел узнать не меньше, чем она.

Однажды, через несколько недель, он перед уходом расправил простыню в изголовье и поцеловал Флоренс Дрю на ночь. И это дополнение сделалось обязательным ритуалом при каждом визите. Цвет лица вдовы изменился так стремительно, что флористу дали отбой, а анализы крови пришлось переделать трижды, чтобы удостовериться в их правильности. Прошло немного времени, и ее сердечные сокращения снова приобрели пугающий характер, но на этот раз совершенно иного свойства. Мониторы пищали, потому что их зашкаливало. Любопытные студенты-медики выстраивались в очередь в изножье ее кровати, желая взглянуть на пациентку, охваченную новой любовью.

В конце концов медперсонал решил, что случай безнадежный, ничем нельзя помочь, и мать капеллана выписали, заодно с Джорджем Праудфутом, который находился в таком же безнадежном состоянии. Парочка переехала в дом престарелых, их комнаты были расположены друг против друга, и двери оставались открытыми, чтобы они могли продолжать свои ночные ухаживания, и ни разу воображение не подвело ее кавалера. Их благословенной любви завидовали молоденькие медсестры, чьи романы неизбежно завершались крахом.