Тауэр, зоопарк и черепаха

Пока они вдвоем сидели в таверне и канарейка уже давно спрятала голову под крыло, хозяйка поведала ему поразительнейшую историю о сердце Томаса Харди, которой он никогда не слышал, хотя всю жизнь питал слабость к Вестминстерскому аббатству. Наливая капеллану очередной бокал, хозяйка таверны рассказала, что писатель в своем завещании требовал, чтобы его похоронили на родине, в Уэссексе. Однако после его смерти в 1928 году правительство решило, что национальное достояние должно покоиться в аббатстве вместе с другими знаменитыми авторами. Началась недостойная склока, после чего сердце Харди было вынуто и похоронено в Стинсфорде, в могиле жены. Оставшееся тело кремировали и с почестями захоронили в знаменитом аббатстве. Однако существует легенда, будто бы его сердце перед погребением положили в жестянку из-под печенья и оставили для сохранности в садовом сарае, и там до него добралась местная кошка, сожравшая деликатес. Говорят, узнав о бесчинстве, гробовщик быстренько свернул киске шею, а тело положил в жестянку и опустил в могилу. Когда хозяйка таверны завершила свой рассказ, капеллан с трудом удержался, чтобы не взять ее мягкую бледную руку и не облобызать с восхищением.

Несмотря на эти часы, проведенные в столь интимной обстановке, когда их разделяла только деревянная стойка бара, на следующий вечер Руби Дор вела себя так, словно они были едва знакомы. И во все следующие дни, когда бы он ни зашел в бар, его неизменно обслуживали последним, хотя это самое большое бесчестье, какое может постичь англичанина. Когда бифитеры отходили, чтобы найти свободный столик, он мешкал у стойки, пытаясь поговорить с ней, но хозяйка либо принималась за свое вязание, энергично орудуя спицами, либо уходила за новым бочонком.

Глядя, как почва в горшках жадно поглощает воду, святой отец снова спрашивал себя, чем же он оскорбил Руби Дор, но никак не мог найти ответа. Не в силах и дальше выносить неопределенность, он спустился по истертым деревянным ступенькам, сунул лейку в шкаф под кухонной раковиной и задернул сетчатую занавеску. Как он и опасался, председательница Общества почитателей Ричарда Третьего сидела верным часовым на скамейке рядом с Белой башней, крепко сжав колени, и ветерок колыхал ее волосы оттенка пушечного металла. Но святой отец все равно взял ключи и решительно вышел из дома.

Он дошел уже до Кровавой башни, когда вдруг почувствовал, как его хлопнули по плечу. Он развернулся, но прежде, чем дама успела раскрыть рот, вскинул руку и объявил: что бы она ни сказала, она не сможет убедить его в достоинствах короля-горбуна.

— Если вам необходимы сторонники Ричарда Третьего, попробуйте завербовать йомена Гаолера. Он уверен, что малолетних принцев убил герцог Букингемский. Йомен живет вон там, — прибавил он, махнув в сторону дома номер семь по Тауэрскому лугу.

Продолжая свой путь к таверне, капеллан снова ощутил, как его хлопают по плечу. Подозревая, что ему так и не удалось избавиться от председательницы, он резко развернулся, собираясь сказать, что он идет по срочному делу. Однако рядом с ним стоял хранитель истории Тауэра, заламывая свои алчные пальцы.

— Вы не видели йомена Джонса? — спросил он.

— Сегодня нет, — ответил святой отец.

— Ну, если увидите, передайте ему, что только что доставили двух сернобыков.

Преподобный Септимус Дрю шел дальше, пробираясь между туристами. Пройдя в конце Водного переулка табличку «Частная собственность», он толкнул дверь «Джина и дыбы». Толпа завороженных бифитеров собралась у стола, наблюдая, как доктор Евангелина Мор и смотритель воронов разыгрывают партию в «Монополию», начавшуюся накануне вечером. С тех пор как был снят запрет на игру, врач тауэрской общины не проиграла ни одной партии, раз за разом ставя на кон свой трехпенсовик. После очередной победы, к которой врач широкого профиля шла, захватывая недвижимость с безжалостностью судебного пристава, новый противник старался заполучить для себя монету, на которой сохранились рубцы из-за неоднократного заточения в недрах рождественского пудинга. Однако врач не поддавалась ни на какие уговоры и не отдавала своего трехпенсовика.

Капеллан подошел к барной стойке и, когда его наконец-то обслужили, получил пинту «Дочери Сквенджера». Однако даже его выбор напитка не мог смягчить хозяйку, которая молча пододвинула ему сдачу через стойку, залитую лужицами пива. Она вернулась на свой стул, взяла вязание и опустила голову. Преподобный Септимус Дрю наблюдал, как петли яростно переползают со спицы на спицу. Он поставил свою кружку, огляделся по сторонам и придвинулся ближе.

— Можно мне поговорить с вами наедине? — пробормотал он.

Руби Дор подняла голову, секунду молчала, а затем произнесла:

— Встретимся в Колодезной башне через минуту. Вы лучше идите первым, не то пойдут сплетни.