Повесив трубку, бифитер пошел наверх. Не в силах больше выносить запах Гебы Джонс, которой здесь больше нет, он снял постельное белье, оставив ночную рубашку жены на подушке. Открыв сушилку, чтобы взять чистые простыни, он увидел мужскую майку и бросил ее в корзину.
В очередной раз споткнувшись о развалины шкафа, он принялся собирать его. Когда шкаф снова встал на ноги, бифитер начал развешивать по местам одежду. В общей куче он нашел несколько свитеров жены, а сложив их, обнаружил урну с прахом Милона. Он поднял урну и поставил на кровать, не сводя с нее глаз. Он подумал обо всем, что у него было в жизни и что он потерял, после чего пришел к выводу, что с самого начала не заслуживал всего этого. Он осторожно протер урну от пыли носовым платком, поднялся и переставил ее на подоконник.
Лежа на чистой постели, он надеялся немного отдохнуть, прежде чем вернуться к работе. Однако он никак не мог удобно улечься, потому что от одиночества ломило все тело, и ему пришлось снова сесть. Он спустился в гостиную, однако здесь его поджидала передняя половина несчастной пантомимной лошади. Он пошел в кухню, отодвинул стул и сел за стол. Но вскоре он снова поднялся, когда его взгляд упал на рисунок над раковиной с тремя улыбающимися фигурками — двумя большими, одной маленькой, — стоявшими рядом с разноцветным кружком. Пройдя через гостиную, он спустился по мертвенно-холодной лестнице.
Он открыл дверь в комнату Милона и впустил резкий мартовский свет, отдернув занавески, которые сам сшил много лет назад. Он сел на кровать и провел рукой по мягкой подушке, на которой когда-то покоилась голова его сына. Он окинул взглядом его пожитки, которые скоро придется складывать в чемоданы. Взял с книжной полки спичечную коробку, открыл и поглядел на пятидесятипенсовую монетку. Протянул руку к аммониту и провел по твердым завиткам большим пальцем. Раскрыл книгу о греческих мифах, лежавшую на ночном столике, полистал, задержался на странице с изображением Гермеса и черепахи. Он не знал, сколько пробыл в комнате, когда до него неожиданно донесся какой-то звук. Он поднял глаза, светлые, как опалы, и увидел в дверном проеме Гебу Джонс со своим чемоданом.
Оба молчали. Наконец она поставила чемодан на пол, подошла и села рядом с мужем. Бальтазар Джонс заговорил первым.
— Это я убил Милона, — сказал он, глядя в пол.
Геба Джонс в ужасе зажала себе рот рукой.
— Что ты такое говоришь? — еле слышно спросила она, не сводя с него глаз.
Бифитер, запинаясь, рассказал ей, как вечером, накануне смерти Милона, они поссорились из-за домашнего задания, которое тот недоделал, и Бальтазар Джонс пригрозил, что не поведет сына в выходные в Музей науки, если тот не сделает работу.
— При чем тут музей? — спросила она.
Бальтазар Джонс напомнил ей слова патологоанатома, который тогда сказал, что у детей внезапная остановка сердца может быть после пережитого эмоционального потрясения.
Геба Джонс положила руку ему на колено.
— И об этом ты думал все эти годы? — спросила она, вглядываясь в его лицо.
А потом она напомнила ему, о чем еще сказал тогда патологоанатом: иногда остановка сердца случается во сне, или при пробуждении, или при физических нагрузках, а Милон весь вечер носился вверх-вниз по этой проклятой лестнице.
Потом она молча смотрела куда-то в пустоту. И наконец сказала:
— Если у нашего бедного мальчика сердце и могло ослабеть от чего-то, то только от его любви к тебе.
Бифитер плакал, плакал и плакал. Потом им обоим показалось, что он выплакался, и тут он заплакал снова.
После этого разговора Геба Джонс достала вещи из чемодана, проверила, как цветут в ящиках на крыше ее нарциссы, и нашла на подушке мужа свою ночную рубашку. Пока еще не стемнело, они спустились по винтовой лестнице и пошли на тауэрский причал. Стоя бок о бок, они смотрели на Темзу, в месте, где белый медведь Генриха Третьего, сидевший на веревке, когда-то поймал лосося. Когда она наконец почувствовала, что готова, Бальтазар Джонс медленно снял крышку и положил урну на бок. Они смотрели, как ветер подхватывает высыпавшийся пепел, и тот опускается на серебристую поверхность воды. Когда пепел начал свое путешествие к морю, Геба Джонс сжала руку, которую будет сжимать до конца своих дней. А когда пепел исчез из виду, Бальтазар Джонс сказал, что, когда выйдет в отставку, они купят дом в Греции, где нет английских дождей, и дом обязательно будет стоять на берегу моря, чтобы они всегда могли быть рядом с Милоном.
Ночью они лежали в объятиях друг друга, и на стене над кроватью висело роскошное бровное перо синего цвета, которыми серые певчие птички украшают себя в брачный период. И оба они были так счастливы, что не услышали легкого скрипа, когда из своих странствий вернулась Миссис Кук, зажимая в своих древних челюстях гнусное черное перо.
Примечание автора