Таверна «Ямайка»

Жестянщик и его компания взревели от восторга и, повалив беднягу на спину, стали срывать с него одежду, а тот, ничего не понимая, блеял, как овца.

Мэри выбежала из комнаты, хлопнув дверью. По лестнице она поднималась, шатаясь, ей пришлось заткнуть уши, чтобы не слышать этого смеха и гнусного пения, раздававшихся ей вслед. Но и в комнате девушка не могла укрыться от этих звуков, они проникали сквозь щели в полу и долго еще преследовали ее.

Она бросилась ничком на кровать, ее мутило. Во дворе послышался невнятный шум и взрывы смеха, кто-то направил свет фонаря прямо в ее окно. Мэри встала и закрыла ставни, но успела разглядеть очертания обнаженной фигуры человека, передвигавшегося по двору прыжками, взвизгивавшего, прыгающего, как затравленный заяц. За ним валила улюлюкающая толпа, впереди бежал Джоз Мерлин, пощелкивая в воздухе кнутом.

Тогда Мэри решила сделать то, что было приказано. Она быстро разделась, забралась в постель и натянула одеяло на голову, заткнув пальцами уши. Ей хотелось только одного — не слышать диких звуков во дворе; но лицо несчастного дебила, с его багровым пятном на физиономии и выпученными глазами, и здесь ее преследовало: его крики невнятно доносились со двора таверны.

Она лежала в полузабытьи, события дня начали путаться в голове, перед мысленным взором мелькали незнакомые лица. Потом она снова бродила по болотам, и дьявольская гранитная рука Килмара тянулась, чтобы схватить ее. Вдруг она увидела на полу около кровати узкую полоску лунного света, и со двора до нее донесся звук подъезжающих колес. Пьяные голоса смолкли; где-то поодаль на дороге раздался звук копыт. Больше она ничего не могла разобрать, потому что крепко заснула. Вдруг седьмым чувством, все еще во сне, она поняла: что-то происходит. Сон как рукой сняло, и Мэри села в постели, прислушиваясь.

Сначала она ничего не ощущала, кроме ударов своего собственного сердца, но через несколько минут смогла уловить другой звук; на этот раз он шел от самого крыльца под ее окном — в дом затаскивали нечто тяжелое, ящики, вероятно, или тюки, и волокли их по коридору.

Подойдя к окну, она чуть приоткрыла ставни. Во дворе стояли три крытые телеги, запряженные каждая парой лошадей. Еще две телеги были без верха. От загнанных, взмыленных лошадей клубами шел пар.

Возле телег Мэри увидела кое-кого из тех, кто пил вечером в баре. Жестянщик из Лонсестона стоял под самым окном ее спальни, о чем-то шепчась с торговцем лошадьми. Матрос из Пэдстоу уже пришел в чувство и поглаживал голову лошади; третий, который истязал парня с родимым пятном, забрался на открытую телегу и пытался поднять лежавший в ней груз. Но во дворе были и новые лица, Мэри их никогда раньше не видела. Луна в эту ночь светила ярко, люди были видны отчетливо, и это, вероятно, беспокоило собравшихся, ибо один из них, подняв к небу палец, покачал неодобрительно головой, его собеседник тоже пожал плечами, а стоявший рядом человек, по всем признакам походивший на главного, нетерпеливым жестом напомнил им, что нужно спешить, и все трое исчезли в доме. Теперь Мэри могла определить, куда затаскивали тяжелые тюки: в заколоченную комнату в конце коридора.

Она начинала понимать происходящее. В «Ямайку» привозился груз, его складывали в потайной комнате. Так как было видно, что лошади взмылены, она заключила, что они проделали далекий путь, возможно, от побережья, и когда все будет выгружено, они уедут так же незаметно и тихо, как приехали.

Разгрузка шла быстро. Содержимое одной из крытых повозок не занесли в дом, а переложили на открытую телегу, что стояла у корыта с водой. Груз был разный по размеру и форме: и огромные тяжелые тюки, и не очень большие, и длинные свернутые вещи, обвязанные бумагой и соломой. Когда телегу заполнили до краев, кучер, которого Мэри не знала, тут же погнал лошадей назад.

Другие повозки тоже быстро разгрузили, часть тюков переложили на открытую телегу, которая тотчас отъехала, другую часть заносили в дом. Все проделывалось в глубоком молчании. Тс, кто еще недавно пел и орал, теперь, протрезвев, сосредоточенно делали свое дело. Даже лошади, казалось, понимали обстановку и стояли смирно.

Джоз Мерлин вышел из дома в сопровождении жестянщика. Оба были в одних рубашках с засученными рукавами, несмотря на холодную ночь.

— Это все? — хозяин спросил тихо, и погонщик последней повозки кивнул и дал знак к отъезду. Люди начали забираться на телеги, бродяги тоже залезли в надежде проехать милю-другую, чтобы скорее добраться до места. Их не обидели: у каждого в руках был сверток, некоторые несли коробки, перекинутые через плечо на ремне, или узлы под мышкой. Жестянщик из Лонсестона взвалил на своего пони всего пару мешков, устроив их в седле, но сам он в несколько раз расширился в объеме.

Итак, телеги и повозки отбыли из «Ямайки», поскрипывая колесами в странной, словно траурной, процессии. Одни повернули на север, другие на юг, и вскоре их не стало видно и слышно; двор опустел. Остались лишь хозяин, один из бывших гостей и еще какой-то человек, которого Мэри тоже видела впервые.