Таверна «Ямайка»

— Ты слышишь, что он говорит? — молила она. — Оставаться здесь просто безумие, надо сейчас же уходить, потом будет поздно, слишком поздно. Ты ведь знаешь, как к тебе относятся. Тебя не пощадят. Тебя убьют, растерзают без суда. Богом молю, послушайся его, Джоз. Ты ведь знаешь, о себе я не думаю, только о тебе…

— Заткнись, дура, — завопил Мерлин. — Мне твой совет никогда не был нужен, тем более сейчас. Мою судьбу я встречу сам, можешь не скулить здесь, как мокрая сука. Значит, Харри, и ты меня покидаешь, играешь на руку этой своре. Бежишь, поджав хвост, только потому, что какие-то канцелярские крысы изображают из себя святош и взывают к Иисусу о твоей крови! Разве у них есть доказательства против нас? Ну, говори! Или печенки твои слабы, или совесть заговорила? Только покажи, где она у тебя? Не в заднице ли?

— К черту совесть, Джоз, сейчас во мне говорит голос разума. В этой части страны нам вредно жить, я поищу место получше. Что до доказательств, то мы последние месяцы не очень-то осторожничали. Доказательства найдутся. Я был тебе верен, ты знаешь. И сегодня пришел, рискуя головой, чтобы предупредить тебя. Я не держу зла, но должен сказать, Джоз, что мы погорели из-за твоей чертовой глупости. Или я не прав? Ты нас напоил до бесчувствия, сам напился — и повел нас на глупейшее предприятие, которое мы не планировали. У нас был один шанс на успех из миллиона, и он не сработал — все вышло, как должно было выйти, потому что мы были пьяны в стельку, — побросали всю добычу на берегу. Кто виноват? Ты, конечно!

Он стукнул кулаком по столу, издевательская ухмылка застыла на его желтой физиономии. Глаза устремились на хозяина.

Джоз Мерлин молча ждал, пока жестянщик кончит говорить. Потом низким грудным голосом, таящим угрозу, сказал:

— Значит, ты меня обвиняешь, Харри? Ты такой же, как все они. Извиваешься, как змея, чуя, что удача отвернулась. Ты немало нажился на мне, не так ли? И золотишко появилось, оно у тебя сроду не водилось. Жил, как принц, не гнил в шахте — там твое настоящее место. Если бы нам удалось смыться до рассвета, как было сотни раз до этого, ты бы подлизывался ко мне, чтобы плотнее набить карманы, скажешь, не так? Ты бы служил мне, как остальная свора, называл бы Всемогущим богом, выцыганивал свою долю добычи, лизал мне ноги, распростершись в пыли. Беги, если хочешь, беги через Тамар, поджав хвост, и будь проклят! Я и один справлюсь.

Харри хмыкнул и пожал плечами.

— Разве нельзя поговорить без оскорблений? Я ведь не иду против тебя, я все еще на твоей стороне. Мы все были пьяны, я знаю, давай не будем об этом вспоминать: что с возу упало, то пропало. Наши все разбежались, нам теперь нечего на них рассчитывать. Они так напуганы, что не скоро появятся. Остаемся мы с тобой, Джоз. Мы крепко повязаны, наша доля в деле больше, чем у других, и чем теснее мы будем держаться и помогать друг другу, тем лучше для нас обоих. Вот почему я пришел сюда, надо обговорить все и выяснить наше положение.

Он снова хмыкнул, обнажив десны, и стал отбивать дробь на столе черными заскорузлыми пальцами.

Хозяин наблюдал за ним неодобрительно и вновь потянулся к трубке.

— Так чего ты все же добиваешься, Харри? — спросил он, набивая трубку.

Жестянщик причмокнул и осклабился.

— Ничего не добиваюсь. Хочу, чтобы нам обоим было легче выйти живыми из этой передряги. Надо кончать, это ясно, если не хотим попасть в петлю. Но, Джоз, я не собираюсь завязывать с пустыми руками. У тебя в кладовке припрятано кое-что, мы ведь привезли часть с побережья. Это принадлежит всем нам, кто работал в ту ночь. Но из всех остались только мы с тобой. Я не хочу сказать, что там большие ценности, так, мелочь, но это может помочь нам добраться до Девона, ты ведь не станешь отрицать?

Хозяин пустил облако дыма ему в лицо.

— Ах, вот оно что! А я-то думал, что ты явился в «Ямайку» полюбоваться моей улыбочкой. Я думал, что ты действительно хочешь мне помочь.

Жестянщик снова осклабился и заерзал на стуле.

— Брось, Джоз, мы ведь друзья, можем говорить откровенно. Добыча у тебя. Один ее не погрузит. Женщины не в счет. Давай поделимся по-братски и кончим с этим.

Хозяин размышлял, попыхивая трубкой.

— Ты полон идей, Харри. Они бренчат в тебе, как фальшивые побрякушки на бабах, друг мой. А что, если в кладовке ничего нет? Что, если я уже все спустил? Я был здесь целых два дня, а кареты едут мимо. Это ли не соблазн?!

Харри прикусил губу, лицо его вытянулось.

— Не понимаю шутки, приятель. Не хочешь ли ты сказать, что ведешь двойную игру в своей таверне? Тебе это будет невыгодно, Джоз Мерлин, если так. Мне всегда казалось подозрительным твое слишком долгое молчание. Это случалось, когда приезжали фургоны. Действительно, иногда творились непонятные вещи. Тебе слишком уж гладко сходили делишки, месяц за месяцем, слишком уж ты хорошо все обтяпывал чужими руками за грошовую плату, которую выделял нам, а мы рисковали шкурой, нам полагалась главная выручка. Мы никогда не задавали тебе лишних вопросов, припомни. И не требовали лишнего. Признайся, Джоз, кто стоит за твоей спиной?