Рафи-заде побледнел и, дрожа не то от злобы, не то от страха, повернулся ко мне.
- Разве мало того, что уже несколько лет я лишен работы, своего очага и скитаюсь по белому свету? За какое преступление вы меня судите?
- Мы судим тебя как врага революции, шпиона и доносчика.
- Все, что вы говорите, - ложь.
- Неужели даже перед лицом смерти ты не можешь быть честным?
- Я ничего не знаю!
Я сунул руку в карман, достал листок бумаги и показал его Рафи-заде.
- Это заявление в шпионскую организацию при русском консульстве разве не ты написал? Не ты передал его Эфенди-Багиру? Не твой ли это почерк?
- Да, почерк мой. Я был вынужден написать его, без этого мне не дали бы существовать в Тавризе.
- Для того, чтобы жить в Иране, надо быть царским шпионом? Другого пути ты не мог найти?
- Так уж повелось у меня сначала.
- Кто же в этом виноват? Если бы ты обманным путем не затащил американку в цыганский притон, ты тоже не мог бы существовать?
- К этому меня принудил двоюродный брат Гаджи-Самед-хана Махмуд-хан.
- Где заявление, которое ты собирался подать в царское жандармское управление?
- Я такого заявления не писал.
Я приказал Тутунчи-оглы.
- Обыщи его!
Не успел я проговорить это, как Рафи-заде быстро сунул руку в карман.
- Не надо, не надо обыскивать! Я сам отдам, - он протянул мне заявление.
Его поведение показалось мне подозрительным. Странно было, почему он так поспешил, почему заволновался, услышав мой приказ об обыске. Значит, у него в кармане есть еще что-то. Я повторил свое распоряжение. Тутунчи-оглы стал его обыскивать. В одном кармане он обнаружил браунинг, в обойме которого был всего один патрон. В другом записную книжку, между страничками которой были заложены документы и письма. Мы внимательно проверили их.
Первым долгом мы прочли заявление, которое он сам отдал. В нем значилось мое имя и имена других членов подпольного Революционного комитета. Он собирался выдать нас.
Второе письмо было ответом Сардар-Рашида Рафи-заде. Губернатор подробно описывал в нем нашу деятельность и предлагал ему по возвращении в Тавриз сообщить о нас царскому консулу.
Я спросил:
- Почему ты в течение стольких лет не доносил о нас?
- Я знал, что вы купец и думал, что наказали меня из-за американки. В то же время мне было известно, что вы человек влиятельный. У меня не было никаких документов, которые я мог бы использовать против вас. Но потом мне надоело оставаться на чужбине, а в Тавриз вернуться я боялся из-за вас. Я написал письмо Сардар-Рашиду, в котором рассказал, почему вынужден был эмигрировать, и просил у него помощи. Вы уже прочли, что он мне ответил.
- И ты собирался выполнить его поручение?
- Да.
- Хорошо. А что тебе нужно от американки?
- Я хотел наказать ее за то, что она была с вами в связи и принимала вашу помощь.
- Ты собирался наказать ее тут, в этом доме?
- Я хотел заставить ее провести со мной ночь и получить от нее письменные сведения о вас, чтобы передать консулу.
Все было ясно. Отпустить Рафи-заде на волю было невозможно, это могло иметь весьма тяжелые последствия. Еще утром на заседании Революционного комитета мы приняли решение казнить его и как можно быстрее. Приведение приговора в исполнение было поручено Тутунчи-оглы, Гулу-заде и Аршаку. Не было еще часу ночи, когда, простившись с ними, я вышел на пустынную улицу.
ПОЛКОВНИК БЕРЕЗОВСКИЙ
И переводчик царского консульства Мирза-Алекбер-хан, и Махру-ханум сообщали о создании шпионских организаций. Нина тоже рассказывала, что в консульстве все время царит какая-то суматоха, к чему-то готовятся, то и дело вызывают Сардар-Рашида.
Революционный комитет всеми силами стремился узнать состав этих шпионских организаций, но пока нам это не удавалось.
Вечером я был свободен и решил повидаться с Аршаком Суренянцом. Мы с ним дружили с давних пор. Это был умный, рассудительный и в то же время отчаянно смелый человек. Он был наделен большим чувством юмора. Стоило ему появиться где-нибудь, как тут же все внимание приковывалось к нему. Покойный Саттар-хан очень любил его и нередко в минуты грусти и тоски приказывал своему адъютанту Мирза-Мохаммеду разыскать Аршака. Он, как никто другой, умел и рассмешить, и подбодрить, и пожурить, когда надо, да так, что на него никто не обижался. В суровых сражениях не было лучшего друга и товарища, чем Аршак. Он не ведал страха и частенько говорил, что с того дня, как взял винтовку, ни одна пуля не подводила его. Он был очень образован, владел фарсидским, азербайджанским, русским, английским и французским языками. Несмотря на свою молодость, он знал семь или восемь ремесел, но не пользовался ни одним из них. Он был всегда очень добр к друзьям. Трудно было найти более отзывчивого товарища, но к врагам он был беспощаден.