Тавриз туманный

- Мы вдоволь поели, попили, поговорили. Но, увлеченные милым приемом, мы забыли о самом главном: едем мы завтра или нет?

Проявляя свое гостеприимство, начальник предупредил меня ответом:

- Если захотите остаться, считайте себя, как дома, если же соберетесь ехать, мы приготовим все к вашему отъезду.

- Большое спасибо. Мы не смеем больше утруждать вас. Мы никогда не забудем вашего гостеприимства и вашей ласки. После этого мы будем судить об Иране по таким добрым и культурным людям, как вы! Было бы желательно выехать завтра рано утром, если только это возможно.

Потом Нина подошла ко мне.

- Конечно, мы поедем вместе с вами! - сказала она, пожимая мне руку.

Выходя из комнаты, она еще раз оглянулась и, улыбнувшись мне, вышла.

Сказать правду, я хотел избежать совместной поездки с ними, но это было уже невозможно. Во-первых, они боялись ехать одни, а, во-вторых, мой отказ мог возбудить лишние подозрения. Я задумался над ее поведением. Почему она не заговорила о поездке раньше? Зачем она вернулась вторично? Зачем она оглянулась, выходя из комнаты? Чему улыбалась? А руку почему пожала?..

- Ничего не поделаешь! - сказал начальник. - Может быть они и вовсе не подозрительные люди. Мне что-то не верится, уж слишком они молоды. Во всяком случае, надо быть осторожными.

К ТАВРИЗУ

Мир-Новруз, наш возница, был старик сеид. Девушки радовались, что он не молод.

Старик принадлежал к "еканским" сеидам, проживающим к северо-западу от города Меренда. Благодаря высокому росту и большой физической силе, они привлекались в иранскую армию, главным образом, в качестве артиллеристов.

При таком кучере мы могли не бояться нападения в дороге, так как грабители не нападали на еканцев, отчего их фаэтоны ценились намного дороже. Попасть в фаэтон еканца считалось особой удачей, и в этом нам помог наш гостеприимный хозяин.

Когда мы выехали из Джульфы, старик еще раз гарантировал нас от всякой опасности нападения, чем привел девушек в восторг.

Плата за проезд до Тавриза в пятьдесят туманов была уплачена вперед, так как в Тавризе была дороговизна и все нужное кучер должен был взять с собой из Джульфы.

Двигавшиеся навстречу нам караваны верблюдов сопровождали вооруженные люди.

Все это лишний раз доказывало, что дорога не безопасна.

Когда мы выехали из Джульфы, еще не рассвело. Камни Дарадиза казались тиграми, разинувшими пасть и готовыми проглотить направлявшиеся с севера на юг караваны.

Здесь не слышно было, звона бубенцов. Для того, чтобы грабители не слыхали проходящих караванов, бубенцы с лошадей и верблюдов заблаговременно снимались.

Дорога предстояла долгая. Нужно было подобрать интересную тему для разговора. Но что интересует девушек? История? Газетные сведения? Политика? Любовь? Этого как раз я и не знал.

Решив, что история самая безобидная тема, я начал с истории Ирана. Ираида внимательно слушала меня, а Нина, сомкнув веки с длинными ресницами, дремала.

Каждый толчок фаэтона заставлял ее вздрагивать и открывать глаза.

Ее молчание я понял, как возражение против выбранной темы и решил переменить разговор.

Начало светать. Солнце осветило высокие вершины Дарадизской горной цепи.

Мы ехали ущельем. Шоссейная дорога, проведенная русскими в этом узком ущелье, была удобна и многолюдна; по этому шоссе снабжались рынки восточного и северовосточного Ирана товарами русских фабрик и заводов.

Теперь же это шоссе было пустынно. Начавшееся в Тавризе революционное движение и грабежи караванов вокруг Маранда напугали "благоразумных" купцов, которые больше не рисковали вывозить свои товары.

Обо всем этом я рассказывал Ираиде, желая заинтересовать и Нину, которая продолжала сидеть с закрытыми глазами.

Я начал читать газету. Нина скользнула дремлющим взглядом по газете и склонилась головой на плечо Ираиды, как бы желая принять более удобное положение. Ее молчание начинало меня раздражать.

Как бы поняв мое настроение, Ираида прервала молчание.

- Нина не похожа ни на кого из членов нашей семьи. По характеру своему она совершенно чужда вкусам нашей семьи. Ни наука, ни техника, ни литература, ни поэзия ее не интересуют. Газеты же вызывают в ней отвращение. "Газета не вечна, она живет лишь один день", говорит она, и этого никак не выбьешь из ее головы.

- А разве молодая ханум не интересуется чтением?

Ираида не успела ответить на мой вопрос, как Нина, открыв глаза, возразила:

- Еще вчера я просила вас не называть меня "ханум", а звать просто Нина.

- Отлично, после этого будем называть так, - ответил я.

- Нина любит чтение, - продолжала Ираида, - но не все романы занимают ее. Она любит приключенческие романы, где герои, показывая в борьбе чудеса храбрости и отваги, наконец, достигают своей цели.

Ресницы Нины задрожали. Слова сестры оживили ее. Она приподнялась и, потирая маленькие пухлые ручки, заговорила возбужденно: